Относительно натурфилософіи Гумбольдтъ какъ будто отказывается судить; говоритъ, что это поприще ему чуждо, что онъ даже далекъ отъ того, чтобы порицать эти стремленія; но вслѣдъ за тѣмъ судитъ ихъ весьма рѣшительно и порицаетъ весьма рѣзко. Нѣсколько разъ онъ оставляетъ даже нерѣшеннымъ, возможна ли настоящая натурфилософія; но подъ конецъ, несмотря на оговорки и осторожныя фразы, говоритъ о ней, какъ о дѣлѣ существующемъ и превосходно объясняетъ источники противорѣчій между нею и эмпиріею. Всякое противорѣчіе такого рода есть вѣрный признакъ или того, что умозрѣніе пусто, несостоятельно, или того, что эмпирія преувеличиваетъ значеніе опыта, принимаетъ за доказанное то, что не доказано. А вѣдь это что значитъ? Значитъ, что къ опыту прибавляется къ фактамъ присоединятся гипотеза, идея, что нибудь à priori. Слѣдовательно, эмпирики-натуралисты дѣйствуютъ въ этомъ случаѣ также, какъ натурфилософы. Вся разница только въ томъ, что физики, химики и проч. дѣлаютъ это безсознательно, а философы сознаютъ, что они дѣлаютъ. Спрашивается, что же лучше? Вести ли дѣло съ яснымъ сознаніемъ, или же отрекаться и отплевываться отъ всякой философіи, и между тѣмъ безсознательно философствовать?
Что такое семинаристы?
Вопросъ весьма современный, сильно напрашивающійся на вниманіе и вызывающій на размышленіе. Если бы кто усумнился въ этомъ, то я могъ бы отвѣчать, какъ въ комедіи:
Не я сказалъ, другіе говорятъ.
Вотъ, напримѣръ, какъ начинается статья: «Нѣсколько словъ о семинарскомъ образованіи», явившаяся въ № 5 «Русскаго Вѣстника»:
«Кто въ послѣдніе годы нѣсколько всматривался въ отношенія общества къ учащемуся юношеству, тотъ, безъ сомнѣнія, замѣтилъ значительную перемѣну въ общественномъ мнѣніи. Въ то время, какъ мода на студентовъ университета такъ долго существовавшая, мало по малу слабѣетъ, семинаристы начинаютъ обращать на себя особенное вниманіе. Семинаристъ, существо до сихъ поръ презрѣнное, самое названіе котораго недавно еще было почто ругательствомъ въ образованномъ кружкѣ, становится предметомъ любопытства, вниманія, наблюденія. Семинаристы вдругъ очутились въ положеніи какой-то доселѣ невиданной зоологической особи, останавливающей на себѣ вниманіе ученыхъ и любопытныхъ».
Въ этихъ словахъ весьма много справедливаго. Прибавлю, что вопросъ поднятъ уже давно; объ немъ толковалось при выходѣ сочиненій Добролюбова; было кое-что сказано, когда поднялось столько споровъ и разговоровъ изъ-за «Отцовъ и дѣтей» Тургенева. Тогда, мы помнимъ, «Русскій Вѣстникъ» поставилъ на видъ читателямъ семинарское происхожденіе Базарова и давалъ этому важное значеніе. Объ семинаристахъ вообще было сказано такъ: «это та волнующаяся среда, которая со всѣхъ сторонъ приливаетъ къ нашему высшему сословію, группируется на его окраинахъ и просачивается въ него со всѣхъ сторонъ».
Но сколько нибудь правильнаго и яснаго развитія и разъясненія вопроса намъ еще приходится ожидать. Это самое, т. е. существованіе вопроса и отсутствіе его рѣшенія, я и хотѣлъ занести въ свои замѣтки. Статья «Русскаго Вѣстника», изъ которой я сдѣлалъ выписку, содержитъ, къ сожалѣнію, только весьма блѣдныя и мелочныя замѣчанія даже въ отношеніи къ своему особенному предмету, въ семинарскому образованію. Она подписана: Семинаристъ.
Одинъ изъ знакомыхъ мнѣ семинаристовъ, человѣкъ весьма ярко изображающій собою семинарскій типъ (надобно отдать имъ справедливость: они всѣ ярки, въ какой бы разновидности своего типа они не принадлежали), очень любитъ сравнивать вопросъ о семинаристахъ съ тѣмъ знаменитымъ вопросомъ, который былъ трактованъ Аббатомъ Сіэсомъ въ началѣ французской революціи: что такое третье сословіе? Сіэсъ, какъ извѣстно, рѣшилъ вопросъ такъ: оно есть все! Чѣмъ оно было до сихъ поръ? Ничѣмъ. Чего оно хочетъ? Стать чѣмъ нибудь.
Такъ точно слѣдуетъ, по мнѣнію моего знакомаго, отвѣчать и на вопросъ: что такое семинаристы?
Не смотря на совершенную разнородность сравниваемыхъ предметовъ, въ этомъ сравненіи, какъ мнѣ кажется, есть нѣкоторая тонкая мѣткость.
Нѣчто о легкомысліи