Она прочитала записку, которую вытащила из потайного карманчика его папки.
– Что это? «Где ты сейчас? Я жду тебя, ты лучшее в моей жизни».
Агент опешил.
– Это ты писала.
Она ударила его по лицу.
Его еще никогда не били. Все рушилось, между ними возникла стена. Глухая, какой не бывало в его мире.
Он накачивал себя. Ведь с самого начала чувствовал, что мы разные. Я люблю радоваться, когда вдруг делаю открытие, когда наступает озарение, даже если это нелепость. Она презирает все это, и все, к чему я стремлюсь. И постоянно молча обижается. Гадай, что не так сделал, то есть, не проявил внимания, и настолько туп, не тонок, невнимателен, что даже не замечает, что сделал! Самое страшное – патологическая обида на невнимание, это убиение любовного чувства. Вернее, его у нее и не было. Другой у нее – для удобства, а неудобен – и раздражение.
Неужели я способен закрыться – и все разрушить? Где же мое постоянное чудо иных отношений? Я сам создал ее – непогрешимой, не видящей в себе недостатков – моей податливостью подкаблучника.
Он испугался, до чего же дошел.
Она плакала.
– Я найду другого, и буду счастлива.
Он вспомнил, что к ней заходил ее бывший одноклассник. Грубовато сколоченный строитель, умелец на все руки, починивший протекающую трубу в туалете и заменивший узел с горячей и холодной водой в ванне. Мужчина, на которого можно было положиться.
Она стала тенью той, другой. Он уже не ощущал чувства ревности, но в каких-то поворотах тела или сознания оно больно, смертельно кололось.
– Я устала, больше не могу, – сказала она. – Уходи.
19
В общественном движении «Поиск вселенского сознания» все были в тупике. Влияние движения быстро уменьшалось, а значит, сократились и ресурсы, даже для выживания. Встал вопрос: что делать?
Агент пригласил политолога Кизякова. Все были подавлены, и никто не стал возражать.
Близнецов горько вопрошал:
– Может быть, это было естественным ходом истории – поражение гуманизма и демократии, чем мы всегда жили?
– Как что делать? – возмутился Дон Кихот. – Делать свое дело, и ждать перемен.
Политолог словно ждал этого вопроса.
– Сотни лет философы Запада вырабатывали идеи демократии и гуманизма, взяв из христианства: не убий, желай другому то, что желаешь себе. Они распространялись по всей планете, внедряясь силой. И Советский Союз, который мы не застали, тоже хотел силой распространить идеи коммунизма во всем мире. Никто не хотел уступать, в результате мир не раз висел на волоске. Мы видим сейчас, что в идеях гуманизма и демократии обнаруживается что-то ущербное. Возникшая ненависть «к чужому» опустила планку гуманизма. Теперь начинают понимать, что нужно мирное сосуществование идей, примирение демократий и автократий в многополярном мире.
Это была неразрешимая проблема, которую соратники обсуждали бесплодно много раз. Дон Кихот, сдерживаясь, спросил:
– Как можно примирить демократию с автократией?
– А не приведет ли демократия к тому, что все восстанут друг на друга? – озадачивал политолог. – Как в Штатах демократы и консерваторы. Может быть, лучше не доводить до гражданской войны? Непримиримая демократия, желавшая во что бы то ни стало одержать победу, однополярна, ведет к гибели человечество. Народы слишком разные, верят и в демократию, и вождям, Иисусу и Аллаху, и Будде, кто во что горазд. Воинственный гуманизм уничтожил эффективность его воздействия. Он не спас от мировых войн в прошлом, в связи с чем и возник вопрос о многосторонности и многополярности. Все время были попытки создать институты многосторонности, но в конечном счете все провалились. Распадаются все многосторонние союзы, что были созданы в мирные годы – Организация объединенных наций, Евросоюз. Теряют влияние глобально ориентированные социальные и профессиональные группы, что вы по себе знаете.
Дон Кихот строгим тоном спросил:
– Отказаться от идеалов демократии и гуманизма – вы что, с ума сошли? Это же условие выживания человечества.
– Оно не разрушится, – нетерпеливо отмахнулся политолог. – Можно мирно уживаться и с разными убеждениями. Уже ясно, что многополярность возобладает окончательно. Да, народы скукоживаются в своем национализме, теряют влияние космополитические настроения, частный капитал, политические элиты и либеральные медиа, интеллектуалы-компрадоры. Люди собираются вокруг флага, и мир проваливается в архаику. Но мир ищет новых многосторонних связей. ООН будет представлять не отдельные страны, а разные миры.
Толстый филолог жалобно произнес:
– А мне жалко нашу привычную идею гуманизма!
– Многосторонность идет медленно, но за ним будущее, – ровным тоном сдерживал шум политолог. – Мир поворачивается с головы на ноги.
Дон Кихот резко оборвал политолога приказным тоном:
– Какое извращение приспособленчества! Идеи гуманизма и демократии никогда не умрут. Народы уже все понимают, куда ведут империалистические силы. И вы увидите, что скоро все изменится.
Политолог встал.