— Есямэта подговорил Тэбко и Сероко. Втроем хотят тебя бить.
Но Хосейка не слушал девочку. Убежавшие строчки стихотворения замелькали перед ним. Они прибегали к нему во сне, но он их не запомнил.
Хосейка напряженно смотрел на камни и торопливо шептал, складывая слова:
— Хосейка, ты не слушаешь меня! — Нярвей дернула мальчика за рукав малицы. — Трое на тебя нападут: Есямэта, Сероко и Тэбко.
— Отстань! — нетерпеливо отмахнулся мальчик, крепко сжимая кулаки. Неизвестно, когда на него нападут ребята, но он готов сейчас разделаться с Нярвей. Пусть она не пристает к нему с глупостями. — Ямал, Ямал! Я повезу тебе привет, Ямал!
— Ты что, шаманишь? — испугалась Нярвей, отодвигаясь от Хосейки. Давно ей казалось, что он с чудинкой. Совсем не похож на знакомых ребят.
— Шаманю! Не боюсь я Есямэту, не боюсь Тэбко, не боюсь Сероко! — засмеялся Хосейка. — Слушай песню.
Нярвей удивленно уставилась в открытый рот мальчика. Разве он нормальный: не боится, что ему разобьют нос!
Хосейка прочитал начало стихотворения и замолк. Нярвей удивленно смотрела на мальчика.
— Понравилось? — требовательно спросил Хосейка. Он понимал, что стихи требовали слушателей. Молчаливая Лапа всегда его хорошо слушала, но она никогда не хвалила его и не ругала.
— Ты придумал?
— Сам.
— Почему ты такой врун, Хосейка? — засмеялась Нярвей. — Маленький, а врешь… Как барон Мюнхгаузен… я читала. Он был самым большим вруном! Ты рыбу в нарты запрягал, а он шомполом всю стаю уток сразу убил…
— Я врун?.. Рыбу поймал большую, не мог вытащить, чуть в лунку не попал… — Хосейка сжал кулаки и угрожающе двинулся на Нярвей. — Я написал… придумал… Я давно научился… Разуй глаза, слушай!
По мере того как Хосейка громко читал, глаза у Нярвей округлялись. Она ближе подвинулась к мальчику, стараясь не проронить ни одного слова. Сколько раз она сама летела на нартах! Как точно он отыскал слова: «Сквозь ветер и пургу, весь яркий, весь в снегу!»
— Сам придумал?
Хосейка не вытерпел и дернул Нярвей за косу.
— Сказал — сам. Я не врун. Рыбу ловил. Не мог вытащить. Я нашел, где спит Нгер Нумгы.
— Кто спит? — удивленно переспросила Нярвей и на всякий случай отбежала подальше от Хосейки. Не поймет она его: один раз говорит хорошо, другой — как больной. Где он видел, чтобы звезды с неба приходили спать на землю?
— Полярная звезда. Не веришь, да? Я тебе покажу, где спит Нгер Нумгы! Хосейка не врун, он не барон Мупаузен! Да, не врун!
— Не Мупаузен, а Мюнхгаузен, — и Нярвей поджала губы.
— Все равно! — Хосейка схватил Нярвей за руку и потащил к большим красным камням, повернулся и угрожающе погрозил ей кулаком.
— Тихо, смотри не разбуди! — он осторожно ступал на цыпочках, чтобы под ногами не хрустнула ни одна веточка, не прокатился ни один, даже самый маленький, камушек.
Хосейка посмотрел. В черной воде спокойно спала Полярная звезда.
— Смотри! — и он пригнул голову бестолковой отличницы Нярвей. — Смотри! Хосейка не врун!
Нярвей растерянно глянула в высокое небо, потом снова уставилась в колодец между камнями. Звезда ярко горела. Хосейка в самом деле не обманывал ее.
— Ты не врун! — громко закричала обрадованная Нярвей.
Но тут же получила крепкий удар в бок.
— Разбудить хочешь! — шепотом сказал Хосейка. — Пусть спит! Ночью много работы у Нгер Нумгы!
— Много! — сразу согласилась Нярвей и осторожно посмотрела в колодец.
Звезда по-прежнему спокойно спала, как набегавшийся за олешками уставший пастух.
Ребята отошли от камней.
— Хосейка, Мария Ивановна сказала, что в Москву нас повезет. Полетим на самолете.
— Ну и пусть, — безразлично отнесся Хосейка. — Не поеду я.
— Почему? Москву посмотришь, Мавзолей Ленина посмотришь, Красную площадь посмотришь! — настойчиво убеждала Нярвей. — Ты не врун… Я тоже не вру… В Москву полетим!
Хосейка отвернулся от девочки и зашагал неторопливо в тундру. Над головой пролетел гусь, и он загнул на правой руке палец. Левая рука была для уток, правая — для гусей.
Вдруг на бугор выскочил веселый черный лисенок с рыжими пятнами. Он огляделся по сторонам и быстро принялся раскапывать нору пеструшки.