В его глазах загорается огонек, и я с опозданием понимаю, что он меня дразнит. Он приподнимается на кровати и убирает с моего лица прядь волос.
— А все говорят, что это я вредный, — бормочет он.
Я фыркаю, и он убирает руку. Я все еще чувствую тепло его ладони на своей голове, и оно намного тяжелее любой короны.
— Целители говорят, что ты с каждым днем становишься сильнее, — докладываю я ему. — Но ты еще не полностью здоров. Они разрешили тебе перейти в твои покои, но тебе запрещено покидать их еще неделю. Посетителей должно быть немного, и ты не должен перенапрягаться.
Я быстро понимаю, что сказал что-то не то. Никто не «разрешает» и не «запрещает» Трандуилу что-либо делать в королевстве Трандуила. Он сжимает челюсти, в глазах вспыхивает гнев.
— Я перефразирую, — быстро говорю я, стараясь сдержать нервный смех.
— О, пожалуйста, попробуй.
— Целители подтвердили, что ты выздоравливаешь, — говорю я осторожно. — И они рады, что к тебе возвращается сила. В соответствии с явным желанием короля были приняты меры для его быстрого возвращения в его собственные покои. Целители только сожалеют о неудобствах, которые тебе придется потерпеть. Они смиренно просят тебя оставаться в покоях и воздерживаться от общения с посетителями.
— Твой льстивый язык снова помог тебе ускользнуть от неприятностей, Леголас, — смеется мой отец. — Я еще могу сделать из тебя дипломата.
Я снисходительно улыбаюсь ему. Мне нравится слушать, как он смеется, видеть, как блестят его глаза. Это не обычное зрелище, в эти темные дни он всегда должен казаться могущественным и непогрешимым. Собственно говоря, наши ночные прогулки из целебных залов в наши личные покои стали своего рода традицией, за исключением того, что обычно это меня раненого он ведет в комнату.
Я часто возвращался из патруля раненым, и сразу попадал в целебные залы. Если рана не ужасная, король находит время повидаться со мной только в конце дня, после завершения всех дел. Если целители меня отпускают, мы вместе с отцом идем в свои комнаты. Если целители решают оставить меня на ночь в целебных залах, король возвращается на следующую ночь, чтобы снова навестить меня или проводить в комнату.
Всю прошлую неделю я выполнял работу короля, и точно так же я делал все то, что он делал для меня, когда я болел. Я приходил навестить его каждую ночь, и готов был отвести отца в его комнату.
— Я должен посмотреть эти бумаги? — спрашиваю я, кивая на свитки на кровати отца.
— Здесь нет неотложных дел, требующих внимания короля, — говорит отец, и с опозданием я понимаю, что он говорит обо мне. — Я понимаю, что мне прислали незначительные послания, чтобы подбодрить меня, сын мой. Я уверен, что с остальным ты прекрасно справляешься. Единственное, что ты должен сделать сейчас, это увести меня отсюда. Я уверен, что мое присутствие здесь — это пытка для всех.
Я удивленно приподнимаю брови. Значит, он понимает о том, как все реагируют на него. Он самый проницательный эльф, которого я знаю.
Он встает с кровати, и я подхожу ближе, на всякий случай. Я не предлагаю помощь, зная, что он откажется. Поэтому молча жду, когда он шагнет вперед, но вместо этого он берет меня под локоть. Как и сказали целители, он выздоравливает, но все еще плохо себя чувствует.
К моему облегчению, отец одет в более легкую, менее формальную мантию, которая не путается под ногами.
Занавес раздвигается еще до того, как я открываю рот, чтобы приказать охране сделать это. Стражники отца очень внимательны. Мы проходим мимо них, и два воина следуют за нами на несколько шагов позади.
Целители отрываются от своих дел и склоняют головы, а больные солдаты, которые не спят, пытаются сесть, но король машет рукой, говоря, чтобы они снова легли и не причиняли себе лишнюю боль.
В коридорах тихо и пусто, за исключением немногих ночных стражей и двух незаметных и беззвучных эльфов позади нас. Цитадель всегда мне казалась огромной, но в такие ночи мы словно одни во всем королевстве. Дворец похож на пещеру, и тусклые желтые факелы отбрасывают длинные прекрасные тени на извилистые коридоры и высокие колонны.
Я тихонько иду рядом с отцом и чувствую, как он ослабляет хватку на моей руке. Я прекрасно понимаю, что выход из целебных залов после нескольких дней заключения приносят только радость.
— В последние несколько дней ты вел себя очень хорошо, Леголас, — тихо говорит он мне. — Я сожалею об обстоятельствах, из-за которых ты вынужден был продемонстрировать свои таланты. Но меня радует то, что я видел. Ты готов и способен встать на мое место, что бы ты ни думал о своих способностях.
Я вздыхаю и качаю головой, не желая говорить об этом. Я не хочу думать о его смерти. Я даже не хочу вспоминать о том, как нашел его при смерти. Я уже лишился матери. И отказываюсь быть сиротой.
— Ты дрожишь, — замечает он и останавливается, чтобы испытующе взглянуть на меня. — Ты в порядке? Я забирал тебя отсюда всего несколько дней назад.