Я подтаскиваю стул ближе к его кровати, но мне кажется что я все еще слишком далеко. Поэтому подвигаюсь еще ближе, пока мои колени не ударяются о каркас кровати, но это все равно слишком далеко. Даже если я лягу рядом с ним, это все равно будет слишком далеко. Мы словно на разных концах света, потому что его глаза закрыты. Я буду слишком далеко, пока не увижу, как в его глазах снова сияет уверенность и юмор.
— Ты мой свет, — сказал я ему.
И в каком-то смысле звезды для меня сегодня скрыты. Но он исцелится, и небо снова засияет.
========== Глава 2. Замена ==========
В столь поздний час в лечебных залах стоит неестественная тишина. Обычная дневная активность, сменилась тихими шагами и осторожными вдохами. Целители говорят приглушенным тоном, и даже больные солдаты, страдающие от боли, умудряются сдерживать стоны.
Я сочувственно киваю воинам, проходя мимо их кроватей. Многие спят, но даже во сне морщатся от боли. Другие не спят и кивают мне в ответ. Мы служим вместе, и я знаю их всех, и хотелось бы мне встать перед ними сложив руки на груди и потребовать ответа на вопрос: как вы здесь оказались? Но вместо этого быстро шагаю вперед, чтобы выполнить последнюю задачу невероятно долгого дня.
Чем скорее я переведу короля в его личные покои, тем скорее все здесь смогут отдохнуть.
Присутствие Трандуила в залах исцеления держит всех в напряжении. Никто не хочет беспокоить короля. Никто не хочет препятствовать его выздоровлению. Никто не хочет показывать слабость, тем более что сам король, несмотря на боль, молчит. Но как только я уведу его отсюда, целители смогут отдохнуть, а раненые, наконец, смогут стонать и плакать, чтобы облегчить свои страдания. Возможно, моему непокорному отцу тоже будет легче отдыхать в уединении своей комнаты.
Короля не принято лечить в целебных залах. Но его чуть ли не вернули из Залов Мандоса, и время лечения имело огромное значение. Я принял решение доставить его к целителям, где все необходимое будет у них под рукой. И я позволил оставить его в залах исцеления, пока он не достаточно окрепнет, чтобы его можно было перенести в его комнату.
Однако я должен был предвидеть, что к тому времени, когда мой отец придет в себя, он будет упрямиться и не позволит нести его на носилках. И вот поэтому он все еще здесь. Король выйдет из целебных залов только на своих ногах.
Комната длинная, и все занятые койки сдвинули к дверям. Мой отец отдыхает на кровати в конце комнаты в тени большого алькова, закрытого плотными занавесками. Я сам здесь был много раз.
Я останавливаюсь перед двумя членами королевской гвардии, которые стоят у занавеса, и жду, когда объявят о моем приходе королю. Но стражники немедленно отходят в сторону и раздвигают для меня занавески.
— Он ждал вас, ваше высочество, — шепчет один из гвардейцев.
Я снимаю серебряный обруч с головы и верчу его в руках, приближаясь к королю. Я не удивлен, что он сидит на аккуратно заправленной кровати, просматривая бумаги. Он провел в заточении всю неделю и заскучал, поэтому вокруг разложены чернильницы, бумаги, книги и карты.
— Ты заставил своего короля ждать, — говорит он, даже не удосужившись поднять взгляд от свитка.
— Я не буду извиниться, — смело говорю я. — В конце концов, я занимался делами короля по воле самого короля.
Он поднимает голову и смотрит на меня. Под его глазами темные круги, но взгляд как всегда проницателен.
— Так поздно? — спрашивает он, приподняв бровь.
— Я не так быстро заканчиваю дела, как ты, — ворчу я, — я все еще учусь.
Он недовольно цокает языком.
— Тогда мы должны это исправить. Я давно опасался, что твои обязанности слишком ограничены полем битвы. Мы, конечно, живем в тяжелые времена, и тем не менее, ты должен обращать внимание и на дела всего королевства, особенно в том случае, если я выйду из строя или умру.
Мне эта тема не нравится, поэтому спешу ее сменить.
— Что касается обучения, возможно, король увидит, что я кое-чему научился. Например, нырянию.
— Леголас… — хмуриться он.
— Я радостью приму любой урок, который вы сочтете нужным, ваше величество, — вздыхаю я. — Но только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Я доволен своими знаниями и не ищу никакой другой должности, кроме должности принца. Я не готов быть королем и никогда не буду. Это королевство ничто без тебя. Я даже не могу представить, чтобы ты куда-то уехал.
— Глупо так говорить, сын мой, — говорит он резким тоном. — Королевство должно жить всегда. Если оно не может выжить без меня, значит, я потерпел поражение. Все может измениться в мгновение ока, Леголас. Я так потерял своего собственного отца. Ты также должен признать возможность потери…
Я не люблю об этом говорить, и поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать, и это удивляет нас обоих. Я все еще держу в руке обруч, и король прищуривается.
— Ты всегда его снимаешь, как только представляется возможность, — обвиняюще замечает он.
— Он давит мне на голову.
— Ты хочешь сказать, что кузнецы испортили его…
— Я сказал это образно, — рычу я в защиту наших мастеров. — Просто мне в нем неудобно, — говорю я и шлепаю обруч на макушку.