Залог мира. Далёкий фронт

Генерал неторопливо поднялся с кресла, прошёлся по комнате и остановился перед хозяином. Гибсон следил за ним напряжённо, — эта минута должна была решить всё. Генерал молчал долго. И вдруг разразился потоком слов.

— Мистер Гибсон, — начал он, — как вы, американец, патриот, решились предложить мне это? Неужели возможны такие мысли в наше время? Ведь немцы на этих заводах производят танки. Если мы не разрушим эти заводы до вторжения, то ещё несколько танковых дивизий будет обращено против нас. Это значит, что ещё несколько десятков, а может и сотен, тысяч американцев ляжет на поле боя. Как вы могли об этом забыть? Произнося эти страшные, почти предательские слова, подумали ли вы о матерях, воспитавших своих сыновей и сейчас отдавших их на защиту родины? Неужели у вас не осталось ни капли патриотизма, мистер Гибсон?

Но горячая тирада генерала не произвела на хозяина никакого впечатления. Слушая гостя, он удобнее устроился в кресле, заложив ногу за ногу.

— Я не вижу здесь никакой опасности, генерал. Наши войска во всех случаях защищают нашу честь и наше имущество. Какая разница, где находится это имущество в Америке или в Германии? Мне кажется, было бы больше логики в том, чтобы наша авиация защищала эти заводы, вместо того, чтобы их уничтожать. Наши заводы — это часть Соединённых Штатов. Наши солдаты прольют за них немного крови, как они уже не раз делали в других частях света, — это вполне логично. Однако надеюсь, что ничего подобного не случится. Вашу речь вы должны были бы произнести не здесь, а перед президентом Рузвельтом, — он сам очень охотно произносит такие речи.

Но в одном пункте вы правы: возможны жертвы, и вот для всех инвалидов и сирот, которых вы найдёте нужным обеспечить, я предлагаю вам совершенно бесконтрольно сто пятьдесят тысяч долларов. Думаю, что этого вполне хватит.

— Жалкая попытка подкупить меня! — с негодованием воскликнул генерал. — Ищите другие пути для своих комбинаций, мистер Гибсон!

«Мало», — молниеносно пронеслось в голове Гибсона.

— Я не собираюсь подкупать вас, генерал, но мне казалось, что за двести тысяч долларов можно было б и в самом деле довольно хорошо устроить всех сирот и инвалидов.

«Он может дать больше», — подумал генерал и сказал:

— Увеличение суммы вам не поможет, мистер Гибсон: заводы должны быть уничтожены.

Гибсон несколько секунд смотрел на собеседника, оценивая его слова. Крупное, с глубокими морщинами, лицо генерала поражало полным отсутствием какого-либо выражения. Только глаза его блестели, в них были ожидание и заинтересованность.

Гибсон взвесил всё и поднялся с кресла.

— Прошу простить меня, генерал. Сейчас я вижу, что вы были правы и заводы, действительно, придётся уничтожить или как-нибудь иначе вывести из строя. Я очень об этом сожалею. Восстановление заводов потребует много времени, но двести тысяч дадут неплохой эффект. Ваши патриотические соображения, безусловно, должны взять верх над всем остальным.

И, давая понять генералу, что деловой разговор закончен, Гибсон добавил:

— Вы разрешите мне показать вам коллекцию марок, которую я собираю не так давно, но довольно систематически. Я даже не мечтаю конкурировать с коллекцией такого знатока, как вы, но мне бы очень хотелось услышать ваши замечания.

Тяжёлые альбомы в толстых кожаных переплётах легли на широкий стол. Пёстрые прямоугольники старинных почтовых марок смотрели со страниц роскошных альбомов. На лице генерала отразился живой интерес. Об этой коллекции ему приходилось слышать, но видел он её впервые. Жадно, боясь что-либо пропустить, переворачивал он страницы, наклонялся всё ниже к альбому, стараясь получше рассмотреть марку, иногда бесшумно шевелил губами, читая надписи. Он видел, что коллекция Гибсона значительно лучше его собственной, и в сердце его закрадывалась ревность.

Сэм Гибсон смотрел на своего гостя спокойно и почтительно, но мысль его работала, отыскивая всё новые комбинации. Гибсон был убеждён в том, что генералу нужно предоставить почётный путь к отступлению, тогда он согласится и сделает всё.

Генерал дошёл до старинных немецких марок, и глаза его загорелись. Марки Бадена и Вюртемберга, Пруссии и Ганновера — уже давно исчезнувших государств — лежали перед ним. Эти марки являются мечтой даже самых богатых филателистов.

И тогда, глядя на увлечённого генерала, Сэм Гибсон неожиданно нашёл выход из положения. Он не мог поручиться за его успех, но попытаться стоило.

— Прекрасное собрание! — воскликнул генерал, закончив осмотр. — Оно значительно лучше, чем я мог предполагать, мистер Гибсон. Вы доставили мне истинное наслаждение.

— Я очень рад, — тихо ответил Гибсон. — Завтра… вы не смогли бы увидеть у меня эту коллекцию.

Генерал посмотрел на него недоумевая.

— Завтра я продам её, — пояснил Гибсон. — Она стоит что-то около двухсот тысяч долларов, а они мне сейчас крайне необходимы, хотя бы для того, чтобы восстановить наши заводы в Европе. Как вы думаете, дадут мне за эти альбомы двести тысяч?