Залог мира. Далёкий фронт

А через несколько дней майор Соколов прощался с городом Дорнау. Уже известно, что Советская Военная Администрация ликвидируется и многие офицеры едут на родину учиться, работать, творить.

Соколову уже кажется, что он в Москве, что он открывает высокую зеркальную дверь академии и входит в просторный зал…

Да, всё это будет, будет в недалёком будущем, а пока надо проститься с теми, с кем пришлось работать бок о бок четыре года и о ком навсегда сохранятся лучшие воспоминания.

И всюду, куда бы ни приходил Соколов — будь это в магистрате у Михаэлиса, или в Гротдорфе у Лешнера, или на «Мерседесе» у Грингеля, — всюду люди жили под впечатлением сталинских слов и всюду чувствовалась уверенность в собственных силах.

В комендатуре, куда вернулся Соколов после объезда друзей, его встретила Люба. Она вся светилась от радости.

— Прощалась с Эдит Гартман, — рассказывала Люба. — Ты себе представить не можешь, что в театре делается! Приветствие товарища Сталина все чуть ли не напамять выучили. Теперь, говорят, на нас лежит огромная ответственность за мир в Европе… Эдит Гартман очень меня удивила, она едва не заплакала, когда узнала, что я уезжаю.

А на другой день офицеры собрались у полковника Чайки попрощаться с Соколовыми. Майор Савченко пришёл немного смущённый, даже более обычного молчаливый. Валю он осторожно держал под руку, так осторожно, будто она была из фарфора.

Они подошли к Соколову, и Савченко сказал:

— Жаль. Свадьба без вас будет.

— Чья свадьба? — изумился Соколов.

— Да вот наша. Мы уже расписались. Праздновать через несколько дней собираемся.

Люба улыбнулась.

— Я уж давно это предчувствовала, — сказала она.

Савченко посмотрел на изумлённого Соколова, подкрутил опущенный ус, и отошёл, всё так же осторожно ведя Валю.

— Ай да Савченко! — тихо проговорил Соколов, но больше ничего не успел добавить: полковник пригласил всех к столу.

А когда собравшиеся расселись, Чайка произнёс первый тост.

— Товарищ Сталин, — говорил полковник Чайка, — научил нас побеждать на поле брани. Он же вёл нас и руководил нами в этой сложной борьбе за мир, за новую, демократическую Германию. Своим приветствием товарищ Сталин как бы подвёл итоги и нашей работе. Оглянитесь назад, товарищи! Посмотрите, как далеко мы ушли! И какой грандиозный путь предстоит нам* впереди! Мы пройдём его с победой, потому что с нами партия, потому что с нами Сталин. За Сталина!

Прощальный ужин затянулся.

— Вот так, — говорил Чайка, — завтра уедут Соколовы, потом ещё кто-нибудь, и всё меньше и меньше народу будет собираться на проводы. А там, смотришь, и я сам, уже последним, окину взглядом эти стены и скажу: «Прости-прощай, город Дорнау. Мы своё дело тут сделали».

Он поцеловал Соколова и поднёс к губам руку Любы.

Поезд на Брест отходил вечером.

Люба стоит рядом с мужем у широкого окна купе. Друзья смотрят на них с перрона. Может, ещё и придётся встретиться: офицеры ведь не знают, куда их забросит судьба.

Поезд тихо трогается. Провожающие идут рядом с вагоном, и каждый думает о той минуте, когда и он вот так же поедет на Родину.

А поезд всё ускоряет ход. Уже пропали из виду товарищи, уже скрылись из глаз кружевные переплёты Силезского вокзала, уже знакомятся в коридоре случайные попутчики.

Вот он стоит у окна вагона, майор Соколов. Он едет учиться, едет выполнять новые задания, закалённый, испытанный войной и борьбой за мир офицер Вооружённых Сил Советского Союза.

Берлин — Киев— Ирпень.

1945–1949

Перевод Ц. Дмитриевой и Я. Треневой.

ДАЛЁКИЙ ФРОНТ (повесть)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Над высокими жёлтыми дюнами проносится западный ветер. Он несёт из Атлантики запах морского простора и солёной воды.

На золотистом песке дюн лежат следы, словно тёмное монисто. Здесь прошли два человека и исчезли в безлюдном просторе. Сухой песок осыпается под ветром, на месте глубоких следов остаются лишь едва заметные ямки, и никто не скажет, куда скрылись люди…

Концентрационный лагерь Дюбуа-Каре находился на севере Франции, недалеко от моря, в самом сердце Нормандии. Суровая природа, море, постоянные опасности воспитали у нормандцев твёрдый характер. Именно потому немцы расположили вдоль морского берега длинную линию концентрационных лагерей.

Отсюда они гнали пленных на строительство береговых укреплений. Здесь они держали французских партизан, захваченных в городах Савойи и увезённых сюда, подальше от родных краёв. Эти же концентрационные лагери, представлявшие собой довольно хорошо вооружённые крепости, должны были служить опорными пунктами в борьбе против англичан и американцев, если бы они отважились перейти Ла-Манш.

Дюбуа-Каре отличался от остальных лагерей особенно строгим режимом. Кроме того, в Дюбуа-Каре было отделение для женщин. В разговорах между собой немцы часто называли его «монастырём». Это обстоятельство привлекало внимание самых закоренелых фашистских палачей. Начальник женского отделения капитан Крамер считал, что поставлен на ответственный и выгодный пост.