Залог мира. Далекий фронт

Но как раз накануне радио из американской зоны сообщило, и Болер сам это слышал, будто в городе Дорнау актёры отказались ставить советскую пьесу. Болер, конечно, не имел никакого представления о том, что сразу же после происшествия в кабинете Зигфрида Горна Штельмахер послал условную телеграмму в Берлин Зандеру, который, в свою очередь, не замедлил продать это сообщение корреспондентам.

Штельмахер не знал и не мог знать всего, что произошло в магистрате после его ухода. Вот почему сообщения были противоречивы и сбили старика с толку.

Писатель заинтересовался действительным положением вещей и решил во время обычной прогулки зайти к Эдит Гартман.

День выдался ясный. Болер с наслаждением вдыхал первые весенние запахи, хотя было ещё холодно. Он шёл, не торопясь, обдумывая, как ему следует говорить с актрисой.

На площади прозвучали восемь звонких ударов. Сегодня как раз пустили часы на большой башне ратуши. Болер отметил это и про себя улыбнулся: жизнь входит в норму. Только эта норма очень уж непохожа на старую. Разве раньше кто-нибудь мог назвать нормальным такое положение, когда у человека отбирают богатство и раздают его неимущим? Нет, в Германии никогда не видывали ничего подобного. Или разве это нормально, когда рабочий неожиданно становится директором завода? Нет, долго ещё не будет настоящего порядка в Германии, но и к старому уже не может быть возврата.

Эта мысль должна стать центральной в его книге. Да, старая Германия кончилась. Теперь будет новая Германия, впервые в истории стремящаяся не к войне, а к миру.

Болер вдруг спохватился. Да ведь именно об этом и говорится в газетах и радиопередачах СЕПГ!

Но скоро нашёлся успокоительный ответ. Он всё-таки во многом не согласен с сеповцами. Конечно, провести земельную реформу следовало, но только с согласия самих помещиков.

«А разве помещики согласились бы добровольно отдать землю?» — тут же спросил Болер самого себя и из боязни окончательно запутаться оставил вопрос без ответа. В своей книге он не будет касаться таких острых проблем. Надо просто рассказать о последних событиях в Германии. Вполне достаточно!

За этими размышлениями Болер и не заметил, как очутился перед дверью Эдит Гартман. Актриса была дома. Смущение, с которым она встретила писателя, подтвердило его опасения.

Она сразу заговорила о чудесной ранней весне, об исправленных часах на ратуше, о всяких пустяках, и писателю никак не удавалось вставить слово, чтобы перейти к нет своего визита.

Наконец, в разговоре наступила пауза. Болер приподнялся в кресле и хотел было высказать своё недоумение по поводу газетной заметки, однако Эдит сумела вежливо-прервать его. Она отлично понимала, что привело к ней Болера, но сейчас предпочла бы избежать расспросов.

Эдит и сама не знала, печалиться ей или радоваться тому, что впервые за много лет имя её снова появилось в газетах. Эти несколько строк информации значили сейчас для неё очень много. Да, теперь вся Германия знает о том, что Эдит Гартман снова на сцене.

— Вы слышали, я буду играть в советской пьесе, — неожиданно решилась Эдит, наблюдая за впечатлением, которое произведут её слова на старого писателя.

— Я прочёл об этом в газете, — ответил Болер, ничем пока не обнаруживая своего отношения к поступку актрисы. — Скажите мне честно, вы добровольно согласились играть эту роль или здесь что-то значили привходящие обстоятельства?

Он спросил об этом с такой деловой заинтересованностью, что Эдит даже не смогла обидеться.

— Нет, меня не подкупили…

— Почему вы не посоветовались со мной, — прорвало вдруг старика, — зачем так поторопились? Я вас решительно не понимаю! Неужели нельзя было подождать, пока всё прояснится?

— Теперь уже нельзя сидеть сложа руки.

— Глупости! — крикнул Болер. — Мы, интеллигенция — учёные, актёры, адвокаты, инженеры, — мозг нации, все мы ждём, потому что сейчас иначе нельзя. А вы торопитесь! Вы понимаете, какой вред вы причиняете родине? Из-за таких, как вы, и у русских сложится неправильное представление о немецком народе.

— Скоро я уеду из Германии вообще.

— Только этого ещё недоставало! Значит, измена за изменой?!

— Я не понимаю вас. Играть — не надо, уезжать — тоже не надо. Что же мне делать?

— Ещё раз говорю вам: не торопитесь! Все люди нашего круга единодушно посоветуют вам то же самое.

Болер был прав в одном. Действительно, в то время многие немцы ещё придерживались выжидательной тактики.

— Я с вами не согласна. Пора уже каждому определить своё отношение к событиям! — резко сказала Эдит.

— Как хотите, фрау Гартман, — поднимаясь, холодно произнёс Болер. — Я только считал своей обязанностью предупредить вас.

Он подчёркнуто любезно поклонился и ушёл. Двери за ним захлопнулись с яростным звоном.

Эдит долго сидела в кресле, стараясь понять волнение писателя. Почему он предостерегает её от решительных поступков? Вероятно, потому, что его собственное отношение к событиям ещё не определилось, он и сам не нашёл своего места в жизни новой Германии.