Зал фей

Старая дама молчала минуту или две, и Кэтрин подумала, что ее собеседница жалеет о своей откровенности с незнакомой девушкой, но миссис Дримлейн собралась с силами и продолжила. Да и рассказать ей осталось уже немного.

– Ричард вернулся поздно и попросил подать легкий ужин ему в кабинет и не беспокоить его, он собирался писать кому-то. Я после случившегося потеряла аппетит и пролежала остаток дня в своей комнате с головной болью. Так что первой забеспокоилась старая кормилица, которая пришла помочь Алисии лечь в постель. Как мы потом узнали с Ричардом, моя невестка долго плакала, а затем ушла на прогулку, успокоить нервы. Вернувшись, она попросила оставить ее одну, и прислуга занялась другими делами. Когда ее не обнаружили в спальне, девушки поискали ее в других комнатах, а лакеи в саду. Летний вечер был хорош, но все же ей не стоило выходить слишком поздно, чтобы не простудиться. На конюшне Алисию никто не видел, лошади все были на месте… Вот тогда дворецкий счел необходимым доложить хозяину. Обеспокоенный Ричард пришел ко мне, хотя навряд ли мог рассчитывать застать меня и Алисию, мирно беседующими за рукодельем.

– Как бы я на нее ни сердилась, я встревожилась наравне с остальными. Все домочадцы принялись искать мою невестку, побывали на чердаке и в винном погребе. Ее нигде не было… – миссис Дримлейн заговорила медленней, как будто у нее пересохло в горле. – И только через час кормилица нашла ее возле башни.

Пауза. Кэтрин хотелось спросить, что это за башня, но не осмелилась. Миссис Дримлейн пояснила сама.

– Наша семья не всегда жила в этом поместье, лет сто назад прежние владельцы разорились, дом почти разрушился, хозяйство пришло в упадок, и вот тогда земли приобрел предок моего мужа, разбогатевший благодаря удачным вложениям. Он построил новый дом, чуть в стороне, а старый велел снести, кроме одной высокой, нелепой башни, которая чем-то нравилась ему. Одно время в башне держали голубей, а в последние годы садовники использовали ее для хранения своего инвентаря, да влюбленные горничные бегали туда на свидания со своими поклонниками, как бы ни пыталась экономка бороться с этим. Мне башня никогда не нравилась, уж очень она неуместно смотрелась на окраине нашего нынешнего сада, но ни муж, ни Ричард не согласились ее снести. Конечно, сейчас ее уже давно нет, но мой сын распорядился сровнять ее с землей, когда было уже слишком поздно.

– Алисия упала с вершины башни? – новую паузу Кэтрин уже не могла вытерпеть.

– Она нарочно спрыгнула прямо на плиты, оставшиеся от старого двора, – сухо ответила миссис Дримлейн. – Поднялась на самый верх, от оконных рам уже ничего не осталось, и ей было совсем нетрудно перебраться через низкий подоконник даже в ее положении. Бедняжка! Видит бог, я не любила ее и так и не смогла скорбеть о ней по-настоящему, но я не хотела ей такой участи! И ее неродившемуся ребенку тоже. Уверена, что не хотела!

Кэти была слишком молода, чтобы раздумывать, убеждает миссис Дримлейн ее или саму себя. Девушка видела теперь, что старушка до сих пор раскаивается в своей несдержанности, повлекшей за собой трагедию.

– Это не могла быть случайность? Может быть, она поднялась наверх, чтобы побыть в одиночестве, подумать о том, как помириться с вами… – Мисс Хаддон попыталась смягчить воцарившийся в комнате дух уныния, но миссис Дримлейн не готова была принять этот дар.

– Она, как и я, терпеть не могла эту башню, образец безвкусия, – быстро ответила миссис Дримлейн. – Нет, она забралась туда нарочно. В кармане ее платья нашли записку, обрывок бумаги, на котором было написано: «Я должна тебе во всем признаться». Должно быть, она испугалась, что я смогу убедить Ричарда в том, что ребенок не его, и захотела опередить меня, но не смогла продолжить начатое письмо. Я не знаю, сумел бы мой сын простить ее, сделай она так, как собиралась, но ее смерть примирила Ричарда со всеми ее грехами. И весь свой гнев, всю боль он обрушил на меня…

В комнате наступила тишина. Из коридора слышались шаги и голоса постояльцев, кто-то возвращался с прогулки, кто-то собрался спуститься в ресторан, но здесь, в «Зале фей», некоторое время не было слышно ни одного звука, за исключением потрескивавшего в камине пламени.

Молчала миссис Дримлейн, возможно, обессиленная своей исповедью. Сколько раз она повторяла эту историю, скольким людям пришлось разделить с ней ее боль, и стало ли ей от этого хоть немного легче? Навряд ли.

Молчала и Кэтрин. Слишком много чувств смешалось в ней, превратившись в одно неясное смятение, и девушка не готова была ни осуждать, ни сочувствовать, ни тем более задать волнующий ее вопрос. Чем она заслужила такую откровенность? Было ли миссис Дримлейн настолько скучно и одиноко, чтобы искать в случайной собеседнице благодарного слушателя? Или она что-то разглядела в юной мисс Хаддон?

Наконец, старушка шумно выдохнула, словно выталкивая из себя последние, болезненные слова: