Законы отцов наших

Явка оказалась куда большей, чем ожидали члены мобилизационного комитета. После продолжительного периода холодов наступило долгожданное потепление, и, казалось, сама погода призывала пренебречь лекциями и наслаждаться приятным теплом. Для людей моего возраста участие в массовых мероприятиях в то время стало чем-то вроде образа жизни. Поколение, узнававшее обо всем из вторых уст, через телевидение, теперь само творило события, которые могли повлиять на ход истории, и это доставляло особое удовольствие, впрыскивало адреналин. После дня моратория в октябре, когда в знак протеста против войны прекратились занятия в университетах по всей стране и приостановили свою деятельность многие фирмы, Ричард Никсон выступил с вызывающей речью; он заявил, что молчаливое большинство американцев поддерживает его отказ уйти из Вьетнама. На той неделе бессмысленная, звериная жестокость войны предстала с еще большей очевидностью, когда в СМИ появились сообщения о молодом лейтенанте Уильяме Келли, который содержался под арестом в Форт-Беннинге по подозрению в расправе над пятьюстами вьетнамскими крестьянами.

Под звуки музыки толпа расположилась на просторной лужайке. Расстелив чуть поодаль пляжное полотенце, мы с Сонни улеглись на него. Позади нас люди бросали фрисби своим собакам, а обычный контингент из национальной организации за легализацию марихуаны вовсю забивал косячки, и весьма специфический аромат относило ветерком в сторону представителей закона, которые были бессильны пресечь это возмутительное нарушение общественного порядка, поскольку не могли покинуть свой пост. Кроме того, у них был приказ избегать конфронтации всеми возможными способами.

Около 15.30 начались выступления. Демонстрации имели целью показать широкий диапазон оппозиции к войне. С кратким словом выступили представители всех участвовавших организаций: религиозных объединений, факультетских комитетов, профсоюзов, групп бизнесменов, феминисток, национальных меньшинств, студенческих союзов всех мастей от радикалов до республиканцев Макклоски. В этот пантеон попала и «Одна сотня цветов», несмотря на возражения, что цели, которые ставила перед собой эта организация, не имели ничего общего с миром. В качестве импровизированной сцены ораторы использовали эмблему ЦПИ, представлявшую собой массивный железобетонный блок высотой футов шесть, на который они залезали по очереди. К концу дня там появился и Лойелл Эдгар. Разного рода личности, состоявшие в «Одной сотне цветов», выделялись в толпе благодаря красным нарукавным повязкам с китайскими иероглифами; когда объявили о выступлении Эдгара, эти типы начали протискиваться через толпу поближе к трибуне. Рядом с тем местом, где сидели мы с Сонни, прошли члены Прогрессивной трудовой партии — одетые в форму цвета хаки, шесть десятков человек двигались вперед, наклонив головы и положив руки на плечи впереди идущего. Они скандировали:

— Мао — красный!

— Красные — сильнее всех!

— Мао разнесет вдребезги машину войны!

Я никогда еще не присутствовал на публичных выступлениях Эдгара, и сначала у меня сложилось впечатление, что я стал жертвой оптической иллюзии, видя издали человека, которого до этого знал только вблизи. На бетонном кубе стояла тощая фигура, одетая в рубашку, застегнутую на все пуговицы, и твидовые штаны, оставшиеся, наверное, еще со студенческих лет. Густые темные волосы блестели от пота. Когда Эдгар говорил, было видно, как двигаются сухожилия и мускулы у него на шее. Стоя на трибуне и размахивая мегафоном, который усиливал его дыхание, Эдгар, охваченный революционным пафосом, преобразился до неузнаваемости. В духе «культурной революции» он призвал к уничтожению всех элит.

— Мы должны сделать университет местом, где мир улучшают, а не уничтожают. Нам не нужны исследования, которые позволят заживо изжарить наших врагов. Мы должны знать, как накормить обездоленных, и помочь им кормить самих себя. Мы должны положить конец такой практике, когда образование доступно лишь детям правящего класса, когда люди с черным, коричневым, красным и желтым цветом кожи появляются в наших аудиториях, чтобы убирать их, а не сидеть за столами в качестве студентов.

Подстегиваемая примером членов «Одной сотни цветов», которые все еще проталкивались в передние ряды, толпа начала издавать во время пауз, точно рассчитанных Эдгаром, крики «Верно!».

— Мы должны взять власть в свои руки, чтобы самим принимать решения, касающиеся наших жизней, вместо того чтобы подчиняться людям, которых волнует только их собственная жизнь! — с надрывом прокричал в мегафон Эдгар. — Мы должны поступать, как учит Мао: «Восстать и терпеть поражение, снова восстать и снова терпеть поражение, и так до тех пор, пока им не придет конец».

Внезапно в первых рядах раздался тревожный крик. Кричала женщина. Истошно, пронзительно. Ее крик тут же захлебнулся. Что-то было не так. Что-то явно назревало. Мы все это поняли.

— Пахнет бедой, — сказала Сонни и, схватив меня за руку, заставила подняться на ноги.

Люди, сидевшие вокруг нас, тоже забеспокоились и начали вставать.