— Так, значит, все же думали? — Хоби роется в ворохе бумаг на столе. — Вас не было в списке свидетелей обвинения.
По всему видно, Любич никак не ожидал, что ему придется отвечать на такие вопросы. Его глаза на несколько мгновений закрываются, как у ящерицы.
— На прошлой неделе я встретил Монтегю в седьмом отделе. Он сказал, что если свидетельница будет давать ложные показания, я должен буду явиться в суд лично, чтобы засвидетельствовать точность своих рапортов.
— То есть это было всего-навсего предупреждение?
— Именно.
— И в тот момент вы не стали просматривать заново рапорты?
— Нет. Я всегда живу сегодняшним днем, советник. Текучка. Я бы никогда не подумал, что она станет изворачиваться и лгать в суде. Впрочем, век живи — век учись.
Явный выпад в сторону защитника. Очевидно, Любич уже прослышал о том, как Хоби удалось окрутить девчонку.
— А каким образом вам стало известно, что сегодня вы должны были явиться сюда для дачи показаний?
— Когда я пришел на работу в восемь часов, мне позвонил Монтегю.
— А вы, случайно, не посвятили весь вчерашний день подготовке к сегодняшней даче показаний?
— В среду у меня выходной. Я приводил в порядок документацию.
— А когда вы разговаривали с Монтегю утром, он объяснил, почему сегодня ваше присутствие в суде будет необходимо?
— Не помню, — говорит Любич, и в его голосе чувствуется неуверенность. — Вроде того.
— Вроде того… — повторяет за ним Хоби. — Хорошо, ну а сегодня кто-либо — Мольто, Монтегю, мистер Сингх — кто-нибудь объяснил вам, что Лавиния показала, будто, убеждая ее изменить первоначальные показания, вы информировали ее о показаниях, данных Хардкором?
— Я слышал об этом.
— И вы поняли, не так ли, что обвинению вовсе не помешает, если вы покажете, что этого не было?
— Никто мной не манипулировал, я сам знаю, что я должен говорить и чего не должен.
— Я понимаю, детектив. Но вы человек опытный, бывали на многих процессах, не так ли? И вы осознаете, какое значение имеют ваши показания, то есть что вы не говорили Баг о том, что сказал Хардкор, верно?
Краешком глаза Любич косит в моем направлении. У меня возникает такое ощущение, что, находись Фред в другом зале, с другим судьей, он мог бы попробовать сжульничать.
— В общем, я представляю себе эту картину.
— А теперь, детектив, я хочу вручить вам копию вашего рапорта от двенадцатого сентября, помеченную как вещдок защиты № 1, и собираюсь попросить вас зачитать вслух ту его часть, где говорится, что вы не информировали Лавинию Кэмпбелл о том, что сообщил следователю Хардкор.
Любич сидит молча с отрешенным взглядом. Всем своим видом он опять показывает: «Перестань делать из меня дурака, ты, гребаный залетный адвокатишка». Он даже не дотронулся до рапорта, который Хоби положил на поручень свидетельской кафедры, а лишь бегло взглянул на него и через пару секунд снова поднял голову.
— Там этого нет.
— Да, там этого нет, — повторяет Хоби. — Значит, это то, что вы помните?
— Я же сказал: такое противоречит правилам оперативной работы.
— То есть правила оперативной работы не допускают такого. Нельзя одного свидетеля знакомить с показаниями другого. Я вас правильно понял?
— Абсолютно.
— И именно поэтому вы утверждаете, что не знакомили Баг с показаниями Хардкора?
— Я утверждаю, что не говорил ей этого, потому что вообще не помню такого случая в моей практике.
— Хорошо, — говорит Хоби. — Не помните.
Он опять принимается ходить по залу. Я уже научилась интерпретировать его поведение. Если Хоби начинает передвигаться туда-сюда, это плохой знак для обвинения. Будь я прокурором, который готовит свидетеля к перекрестному допросу, я бы сказала ему: «Внимание. Если Таттл начинает двигаться, значит, он подготовил тебе ловушку». Однако Любич не знает этого и сидит себе, благодушествует, заполнив своим мощным корпусом все кресло, которое кажется очень хрупким. Он думает, что все прекрасно.
— И у вас почти не было времени просмотреть заново рапорты или хотя бы постараться восстановить в уме картину того, что происходило, когда вы допрашивали юную мисс Лавинию?
— Я помню то, что происходило, советник.
Хоби скребет себя по щеке. Он изо всех сил старается оставаться если не кротким, то хотя бы доброжелательно-вежливым в ответ на подчеркнутую враждебность Фреда. Кто-то — скорее всего Дубински — осведомил его, что Любич частенько появляется здесь и до некоторой степени пользуется моим благорасположением.
— Ну что ж, давайте поговорим о вашем визите в больницу к Баг двенадцатого сентября. Вы утверждаете, что сделали это по просьбе Монтегю, и суть дела в том, что вам уже приходилось сталкиваться с мисс Кэмпбелл по роду вашей деятельности, не так ли?
— Да уж не потому, что мы друзья-приятели. Я дважды арестовывал ее.
— Однако в конечном итоге у вас с ней установились хорошие отношения?