Закон проклятого

Он знал. Он почувствовал это, как волк за многие мили, чувствуя беду в своем логове, мчится туда, не разбирая дороги, через волчьи ямы и охотничьи кордоны, которые не в состоянии остановить его в эту минуту. Он со всей силы жал ногой на педаль газа, и встречные машины шарахались в сторону от него, и светофоры недоумённо перемигивались ему вслед красными глазами. А он летел вперед с бешеной скоростью, навстречу запаху беды, крови и смерти.

Старинный костёл на фоне восходящего солнца казался чёрным копьём, вонзившим в небосвод свое острое жало. У подножия его большой муравьиной кучей копошились полицейские в синей форме, федералы в тёмных куртках с надписью «FBI», санитары, снующие в толпе с носилками и безумными от увиденной жути глазами. Вездесущие репортеры нацеливали на старинное здание равнодушные зрачки фото– и телекамер. Смазливые девчонки – ведущие телепрограмм, отогнанные служителями порядка за жёлтые ленты, отгораживающие место происшествия от слишком назойливых и бестактных сограждан, торопливо поправляли прически и макияж, готовясь к грандиозному репортажу.

Он нажал на тормоз. Автомобиль жалобно взвизгнул и пошел юзом прямо в толпу. Люди шарахнулись в стороны. Какой-то оператор выпустил из рук свою камеру, и она грохнулась об асфальт, усеяв его множеством мелких осколков, на удивление похожих на крупные слезы. Полицейские автоматически схватились за оружие, но, увидев того, кто посмел так нагло нарушить правила, отчего-то не бросились надевать на него наручники, а расступились и опустили глаза. Крупный человек в форме отделился от толпы и шагнул ему навстречу.

– Тебе нельзя туда, Джек. Поверь мне, старина, так будет лучше.

– Отойди, Билли, – мёртвым голосом прошептал Джек Томпсон.

Но Билли не двинулся с места.

– Эй, парни, – крикнул он в толпу, – какая тварь посмела сказать ему об этом сейчас? Подонки…

Билли смачно плюнул в пыль.

– Они ни при чём…

Голос Джека казался голосом ожившего мертвеца. Так странно не мог говорить живой человек – свистящим ледяным полушёпотом, без чувств и интонаций, присущих тем, в чьей груди ещё не перестало биться горячее сердце.

– Они ни при чем… Просто я знаю…

Билли хмуро взглянул на напарника. Потом осторожно положил ему одну руку на плечо.

– Ты не пойдешь туда, Джек, – сказал он. – Мы тебя туда не пустим. Так будет лучше, старина, уж поверь.

Джек молчал. Громадный Билли взглянул в его лицо – и вдруг отшатнулся в сторону. Что увидел полицейский в глазах Джека, так и осталось тайной, но ни он, ни кто-либо ещё так и не попытался остановить сержанта Томпсона, пока тот шёл к распахнутым дверям величественного здания.

…Многие свечи уже догорели до конца, другие ещё плакали воском и мигали тусклыми огоньками, слабо разгонявшими царящий в костёле мрак. Лучи рассветного солнца пока не коснулись высоких стрельчатых окон, и лишь это жалкое мерцание умирающих огарков оставалось единственным освещением.

Он шёл по проходу между скамьями. Лужи крови уже успели покрыться бурой коркой и казались пятнами засохших чернил, которые кто-то в изобилии разлил по выцветшим гобеленам и полу, украшенному старинной мозаикой.

Часть трупов санитары успели снять, но три обезображенных тела ещё висели на стене, мертвыми глазами следя за полицейским, идущим по проходу.

Под громадным распятием лежало что-то маленькое, накрытое куском белого полотна, наброшенного на ужасное подношение санитаром, которого не на шутку трясло от увиденного. Капля крови проступила на материи, и эта крохотная точка на снежном фоне почему-то казалась самым страшным из того океана кровавого кошмара, который сейчас властвовал в осквернённом костёле. Тела на стенах, лужи засохшей крови, запах бойни в святом месте – всё отходило на второй план. От крохотного красного пятнышка на белом сукне выл и рвался наружу разум, оно притягивало взгляд, оно завораживало и тащило за собой туда, за границу жизни, во мрак и холод, где царствуют, обнявшись ледяными руками, две сестры – смерть и безумие.

Человек медленно подошёл к подножию гигантского распятия. Первый лучик солнца коснулся деревянного лика Христа, и, казалось, Господь изменился в лице и в ужасе прикрыл глаза, когда отец стянул окровавленное покрывало с изуродованного тельца собственной дочери.

Он неторопливо опустился на колени и наклонился над трупом. Большой розовый бант в тоненькой косичке был помят и раздавлен, и Джек начал осторожно расправлять его. В широко открытых глазах полицейского плескалось безумие, а губы шептали, шептали, шептали…

– Где же ты помяла свой бантик, малышка? Я оставил тебя всего на сутки, а ты уже успела так испачкаться… И что ты здесь делаешь? Пойдем отсюда, здесь темно и холодно… Здесь очень холодно. Ты чувствуешь, детка? Не бойся, папка теперь с тобой. Он всегда будет с тобой, моя девочка.

Он осторожно взял окровавленное тельце ребенка с огромного серебряного блюда и начал его баюкать у себя на груди, пачкая кровавыми разводами голубую форменную рубашку.

– Это всё оттого, что я не помолился за тебя в тот вечер, помнишь? Когда я выгнал пастора Мэтью. А вот и он… И мама…