Закон проклятого

Обычно в тех редких случаях, когда Андрею на улице доставалось по морде, у него начисто «слетала крыша», и после того, как он приходил в себя, оказывалось, что его оппонента уже увезли на скорой помощи. Благо после войны серьезно дрался он только два раза, причем ему везло – побитые товарищи выживали, а милицейскому начальству удавалось «отмазать» своего не в меру бравого сотрудника. Однако сейчас он каким-то чудом сохранил контроль над ситуацией и, падая на Томпсона, смог отвести свой направленный на его кадык локоть намного ниже намеченной смертельной точки.

Хрясь!

Локоть с размаху врезался полицейскому в солнечное сплетение. Раздалось утробное «х-ха!», и сержант, мгновенно приняв позу эмбриона, стал кататься по пыльному асфальту.

Андрей сразу после своего удара откатился в сторону и резво вскочил на ноги, готовясь сразу же добавить ногой в живот, ежели заокеанский коллега возжелает продолжить выяснение приоритетов. Но коллега выяснение продолжать не пожелал, а, закончив утюжить кителем асфальт, отполз в придорожные кусты, откуда сразу же стали доноситься характерные звуки, которые в народе обычно называются «вызовом Ватсона» или «пуганием унитаза».

Макаренко прислонился к забору. Голова гудела, как церковный колокол.

«Сотрясения, похоже, нет. Но фингал во все рыло обеспечен, это как пить дать».

Он усмехнулся про себя.

«А молодец американец, жалом не торгует. Успел-таки коленом достать. Ай, молодец! Видать, там у себя не только гамбургеры трескает. Не ошибся я, однако, с первого раза – точно наш человек. Да и какой он, к дьяволу, американец, если у него бабка отсюда? Русский человек, только маленько подпорченный тлетворным влиянием Запада. Но это мы ему быстро разъясним, что к чему, наставим на путь истинный… Ч-чёрт, как же рожа-то пухнет. И как я Настасье покажусь теперь?»

Из кустов вылез бледный американец, ловя воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Андрей покосился на него одним глазом, так как другой уже успел заплыть. Вроде тихий пока, не рыпается, только стоит посреди улицы и дышит, как овчарка в жару. А вдруг сейчас лёгкие продует и снова бросится?

Андрей на всякий случай приготовился. Ан нет, западный коллега подошел, припадая на правую ногу (и когда я ему успел зацепить колено? Небось сам подвернул, когда падал), и протянул руку:

– Джек. Джек Томпсон. Мы вьедь не успел представиться.

– У вас в Америке так принято знакомиться? Сначала – в харю, а потом за ручку? – буркнул Андрей, но все-таки пожал широкую ладонь иностранца. – Андрей Макаренко, прошу любить и жаловать.

– По кличке Висьяков? – Джек улыбнулся краем рта.

– Можно и Висяков, можно и Педагог, как вам будет угодно, – горестно вздохнул Макаренко, представляя лицо Насти при виде его заплывшей физиономии.

– Поехальи в мой отель. Я буду тебя лечить, – сказал полицейский и потащил Андрея к машине. – Я тебья побиль, я тьебя должен лечить.

– То есть как «побиль»? Это еще вопрос, кто кого… – начал было Андрей, но потом вспомнил свой локоть, как нож гильотины падающий на шею полицейского, и ему стало нехорошо.

«И хрен с ним, с басурманом, пусть думает, как ему хочется», – решил он, позволяя (во дела! Сам себя не узнаю…) Томпсону усесться за руль и везти себя чёрт-те знает куда.

* * *

– Это большье похож на фантастика. У него красный глаза. Как дьявол! Он убить свой жена, который должен был скоро рожать, а потом… много-много людей ещё… и мой жена… и дочка…

Полицейский с хрустом сжал кулаки, его лицо стало страшным.

– Я приехал сюда его не ловить. Я приехал его убивать. Ты есть помочь мне, Андрей?

Макаренко сидел на диване с лицом, обмотанным какими-то пахучими импортными примочками, и потягивал через соломинку бесподобно вкусный коктейль.

– А чё ж не помочь? Дело святое. Кабы кто мою семью так, я б его, гада, из-под земли достал. Только вот его ж сначала найти надо.

– Не только найти, но и… как это… обезъврьедить. Он может так делать глазами… – Томпсон резко провел рукой над столом, – и кидать любой предмет. И ещё. Гипноз. Только очень сильно. Как Мессинг. Он вылетать из США через много-много полицейский кордон, и никто его не видеть. Сильный очень. Взрослый человьек распять на церковный стене…

– Сильный, говоришь…

Андрей припомнил оторванную голову патологоанатома и до неузнаваемости изуродованный труп бандита по кличке Макс. Похоже, один почерк. Нечеловеческая сила и какая-то дьявольски изощрённая жестокость.

Томпсон достал из портфеля фоторобот убийцы и протянул Андрею. С листка бумаги на следователя глянуло узкое лицо с чуть раскосыми злыми глазами и длинными смоляными волосами до плеч. А ну-ка, ну-ка! Если стрижку ему короткую, да отъесться малость…

Он бросился к болтающемуся на вешалке кителю и выдернул из кармана снимок лица Ивана, переснятый из архива СИЗО, и положил его рядом с фотороботом Эндрю Мартина.

– O, my God! – прошептал полицейский.