Закон подлецов

Во Дворце юстиции, в тесной камере, да даже не камере, а каком-то пенале, где коленки упирались в стену, его продержали несколько часов. В помещении без вентиляции было нестерпимо душно и жарко, пот заливал глаза. Кое-как Сергею удалось освободиться от тяжелого бронежилета, но пришедший за ним стражник, увидев такое нарушение, строго велел снова надеть. В кабинете, куда его привели, Михеева встретил высокий человек, облаченный в форму генерал-майора российской прокуратуры. Прибой не стал тратить время на расспросы о содержании земляка в местной тюрьме, а сразу приступил к делу.

— Что вам известно о покушении на жизнь предпринимателя Сосновского и взрыве его автомашины?

— То же, что и всем. Узнал из телевизионных новостей.

— У вас был конфликт накануне взрыва?

— Я бы не сказал, что это был конфликт. Мы рассматривали одно коммерческое предложение, Сосновский предложил цену, которая меня не устраивала. И вообще, я не понимаю, почему вы допрашиваете меня по событиям, которые произошли в России. Если я чем-то провинился перед своей страной, то пусть меня депортируют туда и там предъявляют обвинение. Меня задерживают в Швейцарии, отправляют в тюрьму, предъявляют какие-то голословные обвинения, не подтвержденные ни фактами, ни документами. Тут являетесь вы и начинаете допрашивать меня по эпизодам, к Швейцарии не имеющим ни малейшего отношения.

— Господин Михеев, я сам буду решать, по каким эпизодам вас допрашивать, ваше дело — отвечать на мои вопросы, желательно правдиво. Меня интересует, владели ли вы акциями российских телевизионных каналов и в каких отношениях были с покойным директором телевидения Владиславом Листьевым.

— Господин следователь, хочу напомнить, что я родился в 1960 году.

— Причем тут год вашего рождения?

— При том, что в 1963 году, когда был убит президент США Джон Фицджеральд Кеннеди, мне было всего три года. Если вы вздумаете обвинить меня и в его убийстве тоже, то прошу учесть это обстоятельство как смягчающее.

— Вы забываетесь, Михеев, — повысил голос генерал, но Сергея его гнев ничуть не испугал.

— Ничего я не забываюсь, — с уверенностью в голосе возразил он. — Российского гражданина хватают в другом государстве, держат в тюрьме, а российская прокуратура, вместо того чтобы выяснить, на каком основании творится этот беспредел, и защитить своего подданного, присылает сюда вас, и вы допрашиваете меня о каких-то убийствах и покушениях, к которым я не имею никакого отношения. Вас интересует, владел ли я акциями телеканалов. Нет, не владел. С Владиславом Листьевым знаком не был, о чем сожалею, говорят, он был интересным человеком. Что еще?

Бессмысленный этот допрос продолжался шесть часов. Понимал ли опытный следователь Прибой, что его допрос всего лишь профонация, спектакль, устроенный в угоду швейцарцам? Наверняка понимал. Но руководство велело допросить Михеева на месте. Какой же дурак откажется от такой заманчивой командировки, в связи с которой даже генеральские звезды раздают.

Столь же бесплодным для следствия оказалось и пребывание генерального прокурора. Он охотно и многословно говорил своей коллеге о необходимости самого тесного взаимодействия между правоохранительными органами России и Швейцарии, не избегал темы погоды, высоко отозвался о великолепной оздоровительной природе здешних мест, но по существу интересующих Дель Карло вопросов не произнес ни единого слова.

***

После отбытия гостей из России Жорж Загген понял, что дело нужно брать в свои руки. Он побывал в тех странах, где вел свой бизнес Михеев, и даже там, где его нынешний подследственный только отдыхал. Это были чрезвычайно дорогие командировки, но генеральному прокурору удалось убедить финансистов в их необходимости.

В Америке Загген познакомился с офицером ФБР Робертом Левинсом, крупным специалистом по русской преступности, как его представили Жоржу. Левинс сообщил, что как раз собирается в ближайшее время лететь в Москву, где у него уже создана достаточно надежная агентурная сеть, и твердо заверил швейцарского коллегу, что с пустыми руками не вернется.

Из Бельгии Загген притащил килограммов двести бумаг — результаты аудиторской проверки михеевских фирм, но в дело «крестного отца русской мафии» не легло пока ни единого листочка, свидетельствующего хотя бы о том, что он где-нибудь дорогу на красный свет перешел.

***

Восемь месяцев, долгих восемь месяцев судебный следователь вообще не допрашивал Сергея, а когда, наконец, вызвал, то заявил, что допрос сегодня будет чрезвычайно коротким, потому что он, Загген, видите ли, торопится.

— Господин следователь, восемь месяцев вы держите меня в неведении, с материалами возбужденного против меня дела не знакомите, а когда вызываете на допрос, заявляете, что торопитесь, — едва сдерживая гнев, произнес Сергей.

— Фи, господин Михеев, какой вы неучтивый. Сразу завели речь о себе. Не похвалите мою прическу, — он бережно поправил свои пышные волосы, — не оцените парфюм. Но я ничего не могу сегодня изменить, я действительно тороплюсь, мне нужно к стоматологу.