Закон ответного удара

– Я изложил, что мне оставалось делать. Харакири мне не подходит по эстетическим соображениям. Но у меня было всегда плохо с памятью. Слишком долго боксом занимался. К тому же в последние годы склероз конечностей стал донимать. Тоже на память, говорят, влияет.

– Короче…

– В общих чертах. У них и без того была ксерокопия твоего, командир, первоначального собственноручно написанного отчета. Я сам видел. Но их это мало устроило. И меня стали расспрашивать относительно какой-то дайской дороги.

– Что за дайская дорога? – поинтересовался Сохно. – Что на ней дают и кому? По какому месту?

– Я спросил примерно то же самое.

– И тебе ответили?…

– Каменная дорога в стороне от общих троп. Помнишь? По ней мы южновьетнамские жандармские посты обходили.

– Помню, – кивнул Согрин.

– А почему не помню я? – возмутился Сохно.

– Вспомнишь. Там тебе капитан Тан купание устроил, когда дорога через болото шла.

– Я эту дорогу нашел, – подсказал Макаров.

– Нет. Ты на нее только вышел, помню, первый. И заорал так, что я испугался, что ты всех вьетконговцев соберешь. А шли мы специально к этой дороге. Она была видна на карте космической съемки.

– Да, что-то такое было… – согласился Макаров. – И на кой хрен им эта дорога сдалась?

– Могу и я объяснить, – вмешался Доктор Смерть, – но я думаю, что из первых рук информация будет выглядеть лучше.

Кордебалет коротко и непонимающе глянул на Доктора. Он еще не знал, что Гагарин работает в Интерполе и обладает своей сетью информаторов, не считая информации с компьютера ФСБ.

– Им была нужна не сама дорога, а точка, где несколько дорог сходятся. Развалины заброшенного дайского храма. А поскольку сейчас у Лисовского карты не было, то мне была поставлена задача найти эти развалины по визуальным воспоминаниям.

– Древние сокровища… – хмуро сказал Сохно. – Какого же еще черта там может быть…

– Может. – Доктор отобрал у Сохно бутылку с остатками коньяка и налил себе.

– Может, – подтвердил Кордебалет. – Развалины имели разветвленную сеть подземелий. И именно в этих подземельях была расположена небольшая лаборатория, которая занималась разработкой психотропного оружия.

– Психотронного? – переспросил Сохно.

– Нет, психотропного. Не физика, а химия. Понимаешь разницу? Разница в путях воздействия на организм. Там разрабатывались и изготавливались пробные партии химических препаратов, изменяющих человеческую психику. Препараты, способные заставить человека поступать в определенные временные ситуации определенным направленным образом.

– Что-то вроде боевых отравляющих веществ? – не унимался Сохно.

– Хуже, – вставил Гагарин. – Бытовых отравляющих веществ. Препараты, которые добавлялись в повсеместно принимаемые в американской армии наркотики. Лучших объектов для испытания не было.

– И кто там вел работы? – мрачно поинтересовался подполковник, начиная через много лет уже понимать суть совершенных на него самого покушений, причину убийства генерала Лифшица и взрыва пилотов вертолета.

– Один китаец из Китая, один китаец из Гонконга, вьетнамец из Ханоя, а руководил изысканиями негр с острова Гаити. Там использование подобных препаратов встречается часто среди местных колдунов. Они таким образом создают зомби. С вьетнамской стороны испытания контролировал капитан Тан. Со стороны КГБ – Лис.

– Во время обучения в школе Интерпола, – сказал Доктор Смерть, – мне в руки попадали отдельные данные об этих препаратах. И их производство ориентировалось как раз на Вьетнам и Лаос. Я знаком с материалами только потому, что их тесно связывали при испытаниях с наркотиками. Но более плотно я этой проблемой не занимался. А час назад через компьютер запросил Интерпол. Все сказанное Шуриком подтверждается документально, только отсутствовали многие звенья. И сейчас отсутствуют. Например, почему лаборатория, работающая против американцев, располагалась в Южном Вьетнаме? На территории противника. – Лаборатория работала не на правительство Ханоя. Она работала сама по себе, финансировалась мафиозными группировками Гонконга и Южного Вьетнама с одной стороны и КГБ – с другой. Возможно, даже не вообще КГБ, а только группой лиц, имеющей к КГБ непосредственное отношение. Американцы были для них не противником, а только лишь объектом для испытания психотропных препаратов.

– Но почему не северные вьетнамцы? – спросил Айпин. – Ведь при военном поражении юга лабораторию пришлось бы прикрыть. При коммунистическом режиме гораздо труднее содержать секретную лабораторию. И они не могли не знать об этом.

– Северные вьетнамцы мало интересовались наркотиками. Им наркотики заменяли коммунистические лозунги. Сами знаете, как это воздействует на мозги.

Командир встал с кресла, в раздумье прошелся, задевая других плечами, по маленькой гостиничной комнатке.

– А кто тебе все это рассказал? И зачем? – поинтересовался Согрин у Кордебалета.