Закон отражения

Солнце ярко освещало келью, и было видно, как оно неприятно Старшему, как обжигает белую кожу, слепит сверкающие глаза. Однако, старый вампир и не думал скрываться от яростных лучей, словно бросая вызов могуществу дня.

Не посмев возразить, Шениор сел на табурет.

– Это было моей ошибкой – отпускать тебя одного, – обронил Старший, – я даже и предположить не мог, что колодец так заинтересуется наследником Дэйлорона…

– Разве я не заблудился в коридорах?

Вампир покачал головой.

– Надо очень постараться, чтобы забрести к колодцу памяти.

– Так это и вправду колодец? Вы не разыгрываете меня? – не удержался Шениор, но осекся, увидев, как нахмурился Старший.

– Это и вправду колодец, – медленно сказал он, – я не знаю, откуда он появился здесь, и не знаю, какую цель преследует… Быть может, то, что он делает – определено всего лишь его природой, как и образ жизни n’tahe, коим я принадлежу. Быть может – не буду утверждать. Но тебе не следует заглядывать в него, Шениор. Цена, которую ты заплатишь за вожделенную истину, слишком высока. Знание о гибели предка не стоит того, чтобы лишить себя будущего.

Шениор опустил голову. Помолчал, рассматривая носки собственных башмаков.

– Прикосновение к твоей судьбе сломало бы ее, – тихо заключил Старший. Дэйлор вздрогнул, когда белые пальцы коснулись его лба. Как странно – он полагал, что руки вампира будут холодными, как дыхание могилы, а оказалось, что они вполне теплые – такие же, как и у любого дэйлор.

Вдруг Старший усмехнулся.

– Ты по-прежнему считаешь меня Злом, бедный, потерянный малыш. По-прежнему не можешь принять то, что я желаю тебе только долгого пути – до конца отпущенного времени. Я не против того, чтобы ты наказал виновников смерти Кейлора д’Амес – но только не ценой собственной жизни.

Как позже понял Шениор, в этот миг Старший применил к нему какие-то свои, недоступные простым дэйлор, чары, потому что…

Горло болезненно сжалось. Шениор сидел на единственном табурете, и не смел поднять глаза на вампира.

Бедный, потерянный малыш.

Слова эти проникли в душу, кольнули в самое сердце сладкой болью.

И Шениор вдруг снова ощутил себя маленькой, беззащитной личинкой; вспомнил заботливые человеческие руки, мягкий голос и добрые, внимательные глаза цвета болотного мха. Тепло охватило его всего, заставляя забыть и о колодце, и о желании узнать правду, и о мести за жизни тех, кто дали ему жизнь…

Он вздрогнул, провел рукой по лбу, отгоняя наваждение.

Вампир все также внимательно смотрел на него, затем тихонько вздохнул и промолвил:

– Я расскажу тебе о том, что сделал колодец памяти со мной, Шениор. Думаю, после этого ты и сам не пожелаешь знать правду такой ценой.

Едва различимый взмах рукой – и в самом темном углу комнаты из ниоткуда возник второй табурет. Поймав удивленный взгляд Шениора, Старший пояснил:

– Всего лишь портал. Я обязательно научу тебя этому трюку. Ты ведь должен был унаследовать хоть какие-нибудь способности к магии от матери, а? Хотя что-то в последнее время земля не очень-то балует своих детей волшебством…

Он уселся, сцепил пальцы рук на коленях. На несколько мгновений закрыл глаза, собираясь с мыслями – а затем заговорил. Тихо, неторопливо – так, что каждое слово будто впечатывалось в память.

– Я не всегда был Старшим, как ты понимаешь. Когда-то я был высокорожденным дэйлор, и носил имя… Да… Меня звали… – вампир задумчиво пожевал губами, словно забыл собственное имя, – Норл д’Эвери. Норл д’Эвери был младшим из своего дома. Он был великим воином, борцом со Злом, великим искоренителем n’tahe. А их в то время развелось предостаточно – люди, в то время уже слишком многочисленные, обосновались на берегах Калисты и Лаки, алчные и ненасытные, жадные до всего чужого. Отчего-то появление людей сделало народ Зла удивительно плодовитым; ночницы и, что еще хуже, зеркальники так и шныряли на востоке, за Эйкарнасом… Теперь-то там людские селения, а раньше жил народ дэйлор…

Старший испытывающее посмотрел на Шениора.

– Тебе приходилось когда-нибудь сталкиваться с зеркальником? Нет, конечно же нет… Иначе ты бы не сидел сейчас в этой келье.

Дэйлор молча кивнул.

– Зеркальник опасен тем, что, как зеркало, может отражать воспоминания своей жертвы. Вот, к примеру… Если тварь встречает храброго и сильного воина, у которого недавно кто-то из близких соединился с предками, он, вне сомнения, примет облик этого родича. И, уж поверь, далеко не у всякого дэйлор, будь он трижды храбрец, поднимется рука на собственного отца… А как только замешкался – надежды нет. Когти у зеркальника сочатся ядом, да таким, что любой убийца позавидовал бы…

Вампир замолчал и застыл, вперив взгляд в серую стену за спиной Шениора. Потом, словно очнувшись, коротко передернул плечами и продолжил: