Закон МКАД

– Тебе точно надо поспать, – твердо сказал Ион. – Не может человек столько без отдыха. Я хоть в БПМ выдрыхся, пока рука заживала, Шерстяной тоже прихватил пару часов – этот своего не упустит. Так что все, привал.

И заорал, перекрывая голосом рокот двигателя:

– Слышь, мутантище волосатое, тормози! Привал!

– Принято, хомо скудноволосое, – прорычал Шерстяной снизу.

Перекусили на скорую руку, поглядывая в сторону странно целых пятиэтажек. Колян вызвался посторожить, пока «три хомо будет давить на массу». Довольный, что его причислили к хомо, Шерстяной свернулся клубком возле колеса БПМ и моментально вырубился. Мы с Ионом переглянулись, хмыкнули синхронно и полезли в машину – просторный салон «Выстрела» позволял отдыхать с относительными удобствами…

Спали мы недолго. Мне показалось, что я только-только закрыл глаза, как над моей головой замолотили по броне стальные ноги серва.

– Надо просыпаться! – с легким надрывом кричал Колян. – В город есть движение! Мой думать, сейчас быть нападение!

– Твою мать! – с чувством пробормотал Ион, одной рукой хватаясь за автомат, а другой протирая глаза.

– Согласен, – отозвался я, бросаясь к люку, рядом с которым на броне стоял «Корд».

Колян нервно метался по крыше броневика. Понимаю его. Первый раз на боевом посту – это всегда нервы и ежеминутное ожидание полчищ врагов, вот-вот готовых примчаться по твою душу.

В общем, тревога оказалась ложной, нападать на нас пока никто не собирался. Но особо ругать Коляна не стоило. Во-первых, мы продрыхли не менее четырех часов – тускло просвечивающее сквозь тучи солнце было уже почти в зените. Во-вторых, между домов действительно вроде наметилась какая-то движуха, природу которой следовало бы изучить, прежде чем двигаться дальше по улицам на удивление хорошо сохранившегося района.

– Я вперед пойду, – сказал Ион, спрыгивая с брони. – Мне это привычнее. А вы за мной двигайте. Если что, прикроете.

– Если что – обязательно! – почти без акцента проговорил Колян, воинственно тряхнув автоматом, который так никто и не удосужился отвязать от огрызка манипулятора. Да, пожалуй, Колян его теперь и не отдаст. Смотрю, подшаманил что-то, тросик тоненький вытянул из покалеченного манипулятора и к спусковому крючку привязал. Забавно будет, если наш серв станет еще и огнестрельным. Главное, чтобы никого из своих не подстрелил.

В общем, так мы и двинули. Впереди шагах в пятидесяти Ион с АК на изготовку, позади мы – Шерстяной за рулем «Выстрела», я у «Корда» и Колян брюхом на броне, паучьи ноги в стороны, автомат вторым манипулятором поддерживает за цевье. Выглядим угрожающе, но в целом все хреново. Если в городе шарятся разумные твари, знающие, что такое порох и взрывчатка, – хана нам. Пара-тройка бутылок с горючкой, брошенных из окон или с крыш домов, – и нету нашего броневика, который в уличных боях скорее обуза, чем поддержка. Без поддержки пехоты бронетехника в городе беспомощна, а из пехотинцев у нас только один стаббер…

Но делать было нечего. Я не Данила, чтоб таскать с собой «Корд» и при этом прицельно палить из него с рук. Бросать броневик жалко, тем более что в нем патронов с припасами вагон и маленькая тележка. Поэтому оставалось только одно – рисковать. Что мы и делали, ощетинившись стволами и медленно приближаясь к строениям.

При нашем приближении мелькание быстрых теней между домами прекратилось.

– Затаилися, – пробормотал Колян, нервно перебирая лапами.

– Спасибо, кэп, – бросил я, не отрываясь от пулемета.

То, что неведомые жители сохранившегося района «затаилися», с одной стороны, даже и хорошо. И дальше сидели бы они по своим норам… то есть квартирам, поджав хвосты или что у них там выросло за двести лет мутаций-эволюций. Я всегда за мир-дружбу-жвачку, когда ни я ни в кого не стреляю, ни меня никто не пытается сожрать. Так оно всем спокойнее. Жаль, что не всегда оно так получается.

Вот и на этот раз не получилось…

Они выскочили все разом. Из подъездов домов, из-за мутировавших деревьев, из насквозь проржавевших, но еще целых трамваев, навсегда замерших на изъеденных коррозией рельсах. Словом, отовсюду. Племя, шайка, орда – черт его знает, как назвать эту массу рук, ног, голов. Причем среди этой массы не было даже двух одинаковых харь. Все страшные, уродливые, искореженные невообразимыми мутациями. У одного две ноги и три руки, причем третья, самая здоровенная и длинная, из груди торчит. У другого ноги срослись в одну, и он на ней скачет, помогая себе мощным хвостом. А у третьего всего в избытке – шесть конечностей, как у руконога, а на спине аж четыре головы, разбросанные хаотично, будто нарывы. Но все с глазами и весьма зубастыми пастями. Короче, паноптикум уродов. Как такое вообще выжило – непонятно. Но выжило и, судя по харям, жрать хочет больше, чем жить.

В нас со всех сторон полетели камни, ржавые железяки, заостренные палки – словом, всякая дрянь, которая если попадет, то будет как минимум больно. Я видел, как идущий впереди стаббер успел уклониться от летящей в него коряги, но тут же осколок кирпича ударил ему по ноге.