Закон меча

– Ну да, ты ж пришлый, не знаешь ничего. Алешка в семье попа родился, которого князь Владимир пленил, когда Корсунь на меч взял. То есть еще до того, как Русь покрестил. Попа того сначала казнить хотел за речи его супротив Перуна и наших богов, потом прислушался – и вон оно как вышло. Поп, стало быть, при князе стал ближником, а сына его Владимир в отроки отдал, а после в дружину принял.

– То есть по знакомству парень дружинником стал, – хмыкнул я.

– Вот уж точно, – хмуро кивнул Илья. – Силой он не особо силен, но ловок и хитер как лис. Не люблю таких. А теперь вон чего, воеводой-наместником князя стал. Зря приехали.

– А чего тогда обратно не повернем? – поинтересовался я.

– Пленника сдать надо, – пояснил богатырь. – Владимир приедет, пусть с Варягом сам разбирается. Отдадим Поповичу с рук на руки – и обратно. Уж передать князю супостата новый воевода сумеет. Надеюсь.

Народ киевский, что спешил по своим делам, был одет побогаче, чем крестьяне, работавшие в поле за стенами. И смотрели на нас без вражды. Многие равнодушно, но некоторые с интересом. Особенно молодые девчонки. Глянут, улыбнутся, и тут же краснеют. Надо же, я и забыл, что у девушек есть такая особенность. В наше время она, по ходу, атрофировалась, так как в моем мире смущаться давно стало не модно.

Похоже, Муромца в Киеве знали все. Подбежал пацаненок лет восьми.

– Дядька Илья, можно Бурушку-косматушку погладить?

– Ну погладь, – улыбнулся богатырь, слегка потянув поводья. Умный конь встал как вкопанный, наклонил голову. Мальчонка осторожно погладил морду Бурушки и не успел увернуться, когда конь влажно лизнул его в лицо широким языком.

Илья засмеялся.

– Ну чисто собака какая. Любит мелких. А вражью силу копытом топчет, зубами рвет хуже пардуса. Умный очень. Некоторым людям бы такой ум, как у этого коня.

Богатырь порылся в седельной суме, вытащил маленький коричневый кристалл, протянул пацану.

– Это что? – удивился тот.

– С города Царьграда диковина, – отозвался Илья. – Сакхарон называется. Кусни.

Мальчишка осторожно попробовал кристалл на зуб.

– Сладко.

– То-то же. А теперь скажи-ка, где новый воевода обретается?

– Вестимо где, в гриднице пирует.

– Возле города печенегов видели, а он в гридне очи хмельным заливает! – фыркнул богатырь. – Хорошо еще, что не в княжьем дворце.

Пацан убежал, крича на всю улицу:

– Дядька Илья мне диковину заморскую подарил!

Ну а мы поехали дальше, по направлению к большому одноэтажному зданию, из которого издалека были слышны звуки шумной гулянки.

Подъехав, мы спешились, привязали коней возле коновязи под неодобрительный взгляд подпиравшего косяк широкоплечего молодого парня, у которого на поясе висел нож неслабых размеров. Не меч, конечно, но прирезать свинью или человека можно запросто.

Илья легко взвалил пленника на плечо и направился к дверям. Я – следом.

Парень отклеился от косяка и загородил проход.

– Не можно с оружием.

При этом я отметил, что у неслабого в общем-то парня заметно затряслись руки. Он явно ждал удара, причем понимал, что шансов против богатыря у него никаких. Если Илья двинет, тут же юный швейцар на пороге и ляжет. Хорошо, если без сознания, а не мертвым.

Но Муромец парня бить не стал. Окинул взглядом оценивающе, усмехнулся.

– Храбрец. Будет из тебя толк. Ну, так и быть, бери меч мой. Только из ножен не доставай – он из тебя враз жизнь выпьет. А ежели потеряешь, так лучше б тебе вообще на свет не родиться.

– Спасибо, дядька Илья, – проговорил парень, бережно принимая оружие. Причем я отметил, как его слегка согнуло, будто он полутораметровую рельсу в руки взял. Муромец обернулся, кивнул мне.

Понятно. Ну, я свой меч тоже отстегнул, положил на согнутые руки парня рядом с богатырским. В чужой монастырь со своим уставом лезть не комильфо, и если Илья свой меч отдал, значит, так оно и надо.

Мы перешагнули порог гридницы, и я отметил, как нахмурился богатырь: видимо, не любил пьянки.

А она внутри полутемного помещения проходила с размахом.

За длинным столом, заставленным блюдами с едой и кувшинами с выпивкой, сидели крепкие мужики, все как один с плечами как минимум в полтора раза шире моих. Человек сорок, не меньше. Ели, разрывая руками дымящееся жареное мясо, хлебали из кувшинов, вливая в рот их содержимое струей и явно соревнуясь, кто больше выпьет. Четверо, видимо, наевшись и напившись, орали во все горло – как я понимаю, пели какую-то военную песню, только разобрать слова было непросто, поскольку вопили они вразнобой. Пустые блюда и кувшины тут же заменялись – вокруг стола сновали крепкие фигуристые девахи, следя, чтобы посуда не оставалась пустой. Время от времени то одна, то другая взвизгивали – кому щип доставался за мягкое место, кому шлепок увесистой ладонью. В общем, нормальная русская гулянка, которая за века не претерпела особых изменений.