Закон меча

Пока я ел, накал криков за стеной нарастал. О чем орут – непонятно. Но вопят от души. Думаю, еще немного – и драться начнут.

Интересно мне стало, кого ж там так разбирает. Весь котелок с кашей я не осилил, зато хлеба умял изрядно, такого давно не пробовал. Вкусный – офигеть. Наверное, потому что из пшеницы. Только из нее, без всяких химических примесей, которые изобретут еще нескоро.

Запил я это дело морсом, оделся, запаковался в кольчугу, шлем надел, меч к поясу подвесил и пошел смотреть, кто это там орет так увлеченно, того и гляди слюнями захлебнется.

Вышел я из пристройки возле крепостной стены, оценил обстановку. Ясно, чего ж тут неясного.

На центральной площадке с воинскими тренажерами, по ходу, собрались все, кто уцелел в бойне с печенегами. И богатыри, и простые воины, и крестьяне, которые сегодня точно были на равных с профессиональными защитниками заставы. Тут, похоже, как у викингов – где-то я читал, что у них раб, который воевал вместе с хозяином, становился свободным. Судя по тому, что у некоторых крестьян были перевязаны руки-ноги-головы, получается, они тоже принимали участие в битве.

А значит, имели право орать наравне со всеми.

Тем более что повод был нешуточный.

Повод тот был привязан кожаными ремнями к вкопанному в землю столбу с многочисленными отверстиями от наконечников стрел. Понятно, тренировочная мишень для новичков, пока что не умеющих попадать из лука белке в глаз. К этой мишени накрепко примотали Варяга, и теперь сход решал, что делать с пленником.

В общем-то, особой альтернативы не было. Все единогласно предлагали прищучить супостата, вопрос стоял лишь, как именно. Предложения выкрикивались разные, от элементарных, типа:

– по местным обычаям повесить, отрубить голову, снять кожу, посадить на кол, до экзотических, а именно:

– по обычаю северных народов сделать из негодяя «красного орла», вытащив легкие через спину,

– по обычаю степняков вспороть живот, отрезать от задницы кишку, приколотить ее гвоздями к столбу, и заставить Варяжку вокруг того столба бегать, стимулируя бегуна раскаленной кочергой и делая ставки, добежит ли казнимый до конца кишечника или потеряет сознание от боли, и если потеряет, то на каком витке,

– по обычаю восточных народов отреза́ть от него по кусочку, раны прижигать, а отрезанное заставлять съедать…

Ну и так далее.

Я искренне удивился познаниям присутствующих – надо же, какие эрудированные люди, прекрасно знающие культурные особенности соседей! И про себя порадовался, что живу во времена телевидения и интернета, когда народу есть чем развлечься, пощекотать себе нервы, при этом не выпуская никому кишки. А тут же вообще никакой альтернативы. Охоться, воюй, закатывай пиры – но это для богатых. Бедным же из развлечений остается только бухать как не в себя кислую бурду или же кого-нибудь на кол посадить. Смотреть, как человек корчится в муках, и радоваться, что на заостренное бревно посадили не тебя, а кого-то другого…

Илья Муромец с Добрыней стояли неподалеку и молчали. Понятно почему – давали народу возможность проораться, выпустить пар. Причем, судя по лицам богатырей, они давно приняли решение.

И я не ошибся.

Народ стал выдыхаться – вопили давно, я и позавтракать успел, и одеться, и послушать народные рацпредложения. А еще до орущих начало доходить то же, что до меня: начальство молчит и неодобрительно смотрит из-под бровей, того и гляди начнет принимать решительные меры.

– Хорош горлопанить! – выкрикнул уже знакомый мне Васька Долгополый. – Пущай батька Илья да дядька Добрыня свое слово скажут.

– Вот спасибо, – недобро хмыкнул в бороду Илья. – А слово наше такое будет. Я Варяга в Киев-град повезу, к князю Владимиру на справедливый суд. Ну, а дядька Добрыня тут останется вместо меня, за заставой присмотрит.

Народ начал глухо ворчать, словно растревоженный медведь в берлоге. И за всех опять Долгополый высказался:

– Уж не обессудь, батька, но не любо нам такое твое слово. Этот супостат на наши земли орду навел, которая немало русичей жизни лишила. Нешто мы сами справедливый суд свершить не способны?

Добрыня усмехнулся.

– Дурак ты, Васька. Варяг – это ж не смерд, что на твоем подворье курицу спер. Князь Ярополк Святославич, брат князя Владимира, Варяга братом названым почитал. И хоть не кровное то родство, а воинское, но наш князь такие узы почище кровных уважает.

– Так Владимир с Ярополком врагами были… – начал было Васька, однако Добрыня его перебил:

– То не нашего ума дело, а княжеского. Тот, кто Ярополку братом был, пусть даже названым, тот и Владимиру брат. Потому батька Илья и решил пленного в Киев везти. Или ты, Василий, решил самолично судить княжьего брата?

Долгополый поднял обе руки, признавая поражение:

– Прости, дядька Добрыня, мое скудоумие. И всех нас прости, не додумали сгоряча. Оттого вы с Ильей Муромцем над нами и стоите, что мысли ваши за горизонт ходят, а наши – не далее крепостного амбара.

– Вот и ладно, – сказал Илья. И, заметив меня, поднял брови: – Ишь ты, быстро наш герой оклемался. Как нога, не болит?