Закон меча

Меч аж зазвенел у меня в руке, принимая море небесной энергии…

И тут я ощутил удар, от которого у меня едва руку не оторвало. И сквозь те же плотно закрытые веки я увидел ярко-красную вспышку, озарившую все вокруг. Не знаю, как там с силой тысячи солнц, которую молния выбила из рукояти меча-кладенца, но полыхнуло зачетно.

И сразу же над полем разнесся многоголосый вой. Наверняка многие печенеги вылупили глаза на странного воина: его расстреливать собрались, а он эффектные позы принимает.

И сделали это зря.

Я открыл глаза, в которых плясало алое пламя на фоне росчерка молнии, отпечатавшегося на сетчатке. Но и сквозь них я увидел десятки печенегов, едва стоящих на дрожащих ногах, упавших на колени, катающихся по земле.

И все они, побросав оружие, держались за глаза. В том числе и охрана Варяга, что несколько секунд назад внимательно смотрела на меня, собираясь стрелять. Сейчас они, сбросив стальные маски и утратив понты, орали вместе со всеми, держась за гляделки, в которых – я знал точно – плескался нестерпимый свет цвета алого пламени.

Сам Варяг, только что с кривой ухмылкой наблюдавший за процессом, тоже держался за слащавую морду. Не орал, сохраняя солидность, и даже умудрялся оставаться в седле, так как ослепленный конь неистово мотал башкой и порывался встать на дыбы.

Вот, значит, как действует «сердце Горюна»! Не знаю, сколь долго продлится световой шок у печенегов, но он определенно дал мне немного времени для действия.

И я использовал это время сполна, ринувшись к Варягу. Подбежал, долбанул коню кулаком меж ушей, отчего скакун замер, как человек, несильно, но чувствительно получивший бревном по тыковке. А после, вскочив на круп коня, стукнул и всадника яблоком меча по затылку.

Вот когда понимаешь, что крутой шлем и надежный – это две большие разницы. У Варяга был именно крутой. Смотрелся со стороны просто офигенно, как дембельский берет, держась чуть ли не на макушке и не сваливаясь за счет богато украшенного подбородочного ремня. Разумеется, без бармицы – мол, смотрите, какой я серьезный пацан и на какой мощной шее у меня башка держится. Шея была и правда богатырская, однако на эффект от хорошего удара по затылку данный параметр никак не влияет.

Варяг мгновенно забыл, что у него глаза болят, и рухнул на гриву коня.

Готов.

Зашибись. Я поднапрягся, перекинул безвольное тело поперек лошадиного туловища, позаимствовал у ударенного витязя плеть и – прости, коняга, но иначе никак тебя от шока не пробудить – хлестанул лошадь по крупу.

Конь встряхнул башкой, попытался было огрызнуться, повернув голову, но получив еще раз плетью по заду, смирился и рванул вперед, едва не сбросив с себя и меня, и вырубленного мною хозяина.

Я очень хотел, чтобы эффект от вспышки продлился как можно дольше. Но удача – она как деньги. Только что были – и все, потратил, нету их больше.

Так и сейчас случилось. Кончился у меня, по ходу, лимит той удачи.

То ли печенеги, получившие вспышкой по глазам, очухались и схватились за луки, то ли те степняки, что находились подальше от места событий, подошли ближе. В общем, так или иначе, вслед мне полетели стрелы.

Одна долбанула в плечо. Больно, но терпимо, спасибо кольчуге. Вторая по шлему скользнула – вообще фигня, Прессу это как щелчок мизинцем. А вот третья воткнулась выше колена…

Мяса там, конечно, немало, зря, что ли, по Зоне бегал, как сайгак, ноги качал. Но утешение это слабое, когда при каждом ударе копыт чувствуешь, как в тебе шевелится стальной наконечник, скрипя острием по кости.

Первые мгновения боли не было, как и при любом другом ранении, не задевшем крупный нерв.

Но это лишь первые мгновения…

Разорванное мясо очень быстро дает о себе знать, особенно если его трясти – как при конной скачке, например. Боль толчками поднялась от ноги вверх, ударила в мозг, моментально захватила его в плен, требуя лишь одного – остановиться и дать покой ноге, лишь в этом случае она, так и быть, станет терзать тело потише.

Но, само собой, останавливаться было нельзя, ибо это верная смерть. И я лишь охаживал коня плетью, заставляя его нестись еще быстрее – и понимая, что вот-вот вырублюсь от болевого шока. Вот только никак нельзя вырубаться, иначе все, что сделано, – насмарку, иначе все было зря. И хрен бы с ним, что убьют, это не самое страшное. Просто мерзко, что мое тело поддалось боли, сдалось, проиграло, а по итогу – что я сдался, и не канает отмазка, мол, ничего не смог поделать. Потому что когда ты проиграл – это ты проиграл, и никто другой. И я на скаку орал как ненормальный, кроя себя отборным русским матом, накручивая ярость, глуша своими криками боль, кузнечными молотами пульсирующую в висках:

– Не сметь, паскуда, мля! Держись, падла, нах! Иначе те пацаны на крестах погибли зря! Иначе не жил ты, Меченосец хренов, а только небо коптил! Сейчас все решается, понял?! Кто ты есть, зачем ты на этот свет родился, – сейчас выясняется! Потому не смей выключаться, туша мясная, мразь, иначе приеду и башку тебе расшибу о стену!