Все эти мудрые мысли даже не промелькнули у меня в голове, а выдавились из мозга, словно паста из тюбика. Видимо, когда тот мозг осознаёт, что сейчас из ушей и ноздрей полезет, он начинает работать в усиленном режиме. Правда, в данном случае это вряд ли поможет. Хотя…
Когда враг убивает тебя и у тебя есть выбор – уйти в Край вечной войны одному или вместе с врагом, – всегда лучше выбрать второе. Там, за кромкой, всяко веселее идти, осознавая, что утащил с собой того, кто тебя за ту кромку отправил. Не так обидно. А то сдох как собака, а урод, что тебя грохнул, живет себе припеваючи, тащась от собственной крутости.
Ну уж хренушки!
Я собрал последние силы, рванулся, схватил меч обеими руками и занес его над головой, намереваясь рубануть со всей силы, словно ломая клинок о голову. Вряд ли в мече осталось слишком много от «Бритвы», которая не может поранить хозяина. Не исключаю, что он мне в два счета башку располовинит. Но – вместе с проклятым шлемом. И пусть утешение невеликое, но все не так мерзко будет загнуться, ощущая себя тупорылым зайцем, попавшимся в расставленную ловушку.
И я уже почти опустил клинок себе на макушку… как вдруг почувствовал, что все.
Отпустило.
Резко.
Только что была боль адская, нереальная – и нету ее уже, словно и не было. И голова ясная, будто спал сутки в мягкой перине. И подбородочный ремень расстегнут, болтается, кадык мягко так щекочет, точно хвост кота, осознавшего свою вину и пришедшего мириться.
– Ах ты… сволочь… – выдохнул я, ощущая, как струйки пота, а может, и крови вытекают из-под шлема мне за шиворот. – Скотина железная…
Первым порывом было сорвать с головы колпак, то ли прокачанный в какой-то аномалии, то ли, как моя «Бритва», сделанный из какого-нибудь крайне вредного артефакта…
Но порыв тот я в себе сдержал. Стоять, Снайпер, психануть всегда успеешь. По ходу, шлем понял, что с тобой шутки плохи, что намерения у тебя самые серьезные, и решил включить заднюю – жить-то всем хочется, даже коварным железным колпакам. Вон, Виктор Савельев, друг мой, учившийся в Японии на ниндзю, говорил, что у каждой вещи есть свое ками, типа, душа, что ли.
У этого шлема однозначно что-то такое имеется; вполне вероятно, даже и разум. Ведь неспроста, как жареным запахло, он сразу не только давить перестал, но и моментом усталость снял – типа, извинился. Мол, попутал немного, сорян, извольте подарочек небольшой, только отпустите.
– Да щас тебе, разбежался, – усмехнулся я, осторожно поднося к шлему сверкающее навершие меча и ощущая, как стальной колпак начинает мелко вибрировать – похоже, от ужаса. – В общем, так, друг мой, давай договоримся. Ты защищаешь мою башню, настроение создаешь, усталость снимаешь. А я не позволяю своему мечу расплавить тебя и засосать в себя, как стакан газировки. По ходу, ты сам понимаешь, что ему это раз плюнуть.
Шлем понимал. Это я почувствовал, и не только оттого, что его трясло в лихорадке. Мысль в голову пришла чужая, беззвучная, но понятная:
«Не надо!»
– Ладно, – сказал я, убирая рукоять меча подальше. – Я ж не зверь, в отличие от некоторых, убивать не люблю, просто приходится: жизнь такая. И запугивать тоже. Послужи мне нормально, а я обещаю тебя отпустить, лишь только отпадет надобность прикрывать макушку. Кормежка с меня, это тоже гарантирую. Всяко лучше, чем годами лежать на одном месте, поджидая добычу. Договорились?
«Договорились», – прошелестело в голове. И снова мягко так ремешком по шее – шварк. Ну, вот и ладушки, вот и хорошо. Стало быть, поладили с прессом – давителем голов.
– Кстати, может, так тебя и назвать – Пресс? – поинтересовался я, застегивая подбородочный ремень. – Что скажешь?
Шлем ничего не сказал – ему было все равно.
Он хотел есть.
Давно.
Очень давно…
Несколько лет назад он высосал из дружинника все мысли, выдавил боль, эмоции, крики, стоны, энергию жизни, и этого хватило надолго. Но любые запасы рано или поздно заканчиваются. И сейчас шлем тупо хотел жрать. Как и я, кстати. Глупо осуждать тех, кто убивает ради того, чтобы покушать. Мы, люди, делаем это каждый день либо платим другим убийцам за трупы, которые потом съедаем. Животных ли, растений – какая разница?
Так что я не осуждал шлем за попытку раздавить мою голову. Он такой же, как и я, как и все мы. Это не плохо и не хорошо. Смерть одного – жизнь для другого. Так было и так будет всегда, хотим мы этого или нет.
Когда идешь один по лесу, самое время пофилософствовать, умные мысли погонять в голове, которую чудом не раздавило разумным головным убором. Я вообще заметил, что тут, в Древней Руси, с аномальными моментами было даже покруче, чем в Чернобыльской Зоне моего времени. Потом, через тысячу лет, всю эту жуть назовут сказками, былинами, эпосом – то есть выдумками для детей и собирателей фольклора. А на самом деле нашим пращурам приходилось жить рядом со всеми этими аномалиями, воспринимая их так же, как мы сегодня воспринимаем то, что предки сочли бы чудесами, – автомобили, самолеты, смартфоны и так далее. Каждому времени – свои аномалии, природные ли, технические ли…