Закон бутерброда

Вытянувшись на кровати, Поль на миг совершенно отчетливо представил себе ближайшее будущее. Он предложит Софии переехать к нему. К ней домой они никогда не ходили, потому что она жила в XV округе, то есть слишком далеко от зоны комфорта Поля. Здесь им более чем хватит места для обоих. Ему двадцать семь лет, вполне подходящий возраст, чтобы попробовать жить вдвоем. А, да, вот только… Вот только громадная проблема бабосов никуда не делась. Он должен найти способ зарабатывать деньги. Естественно, у него не мелькнуло даже намека на мысль найти “настоящую” работу. Он хотел найти не место, а способ пополнять банковский счет, дабы удовлетворять свои потребности. Совершенно разные вещи, хотя, похоже, большинство людей их путают. Но ведь если София будет вносить половину платы за жилье, то и расходы его значительно сократятся. Все было прекрасно. Он поцеловал ее в лоб. Похоронить в своей душе РenisInc ему так и не удалось. Где-то в глубине он по-прежнему пытался придумать, как спасти свой бизнес. И сказал себе, что именно так мыслят все великие предприниматели.

Но в данную минуту ему на все это было глубоко наплевать. У него есть девушка, и она его любит.

Несколькими часами раньше Кристоф стоял в вагоне метро, покачиваясь в его ухабистом ритме, казавшемся одновременно и тряским, и жутко замедленным. Ему неудержимо хотелось запустить оба кулака в глазницы. Мигрень день ото дня усиливалась, боль была уже почти совсем невыносима, хотя он перепробовал все таблетки. Парацетамол, дафалган, аспежик, нурофен, нурофен флеш, мигралгин. Он теперь не ложился спать, а рушился в постель, раздавленный болью. Худшим моментом дня был как раз вот этот: путь с работы домой на метро. Скрежет рельсов, звонки на каждой станции, приглушенная музыка, доносящаяся из наушников стоящего рядом подростка. Когда в вагон входил бродячий музыкант и, извинившись за доставленные неудобства, заводил очередное бесконечное преступное издевательство над “Жизнью в розовом свете”, ему приходилось выходить и ждать следующего поезда.

Он говорил себе, что слишком много времени проводит перед экраном, что его постоянно облучает новостной поток. Это начиналось утром, с утреннего выпуска на радио “Франс Интер”, звучавшего на кухне; потом – просмотр новостной ленты на телефоне в метро, звуковые уведомления Monde.fr, а в офисе – постоянно работающий BFM посреди опен-спейса. Одна радость: его либидо растворилось в перманентной мигрени, и теперь Палома казалась ему не более невыносимой, чем все прочее визуальное и звуковое окружение. Его отвращение к ней распространилось на весь офис. Тем не менее он по-прежнему читал одни статьи и заказывал другие, хоть и сам не мог понять, откуда в нем берутся силы для выполнения всех этих задач. Ему необходимо взять отпуск на несколько дней. Две последних недели он весь уикенд пролежал в кровати в темноте, только время от времени делал над собой усилие и провожал детей в гости к приятелям. Клер начинала волноваться, но он говорил, что ему просто надо передохнуть. Проблема была в том, что редакция находилась на грани взрыва, и он не мог позволить себе исчезнуть. Сначала надо разрулить ситуацию. Но как это сделать, если обруч на голове с каждым днем сжимается все туже? Иногда ему казалось, что из-за внутричерепного давления глаза выскакивают из орбит.

Добравшись до дому, он с облегчением обнаружил, что там все спокойно. Никто не кричит, никто не ссорится. Клер готовила ужин, Люк в своей комнате доделывал уроки, а Хлоя, сидя в гостиной на диване, играла с материным телефоном. Он снял куртку, повесил на вешалку в прихожей, с трудом доплелся до кухни и поцеловал Клер в макушку. Она вздрогнула и с улыбкой оглянулась, но, увидев серое лицо Кристофа, сразу перестала улыбаться и потрогала рукой его лоб:

– Не лучше?

– Нет.

– Надо с этим что-то делать. Сходи к врачу.

Он рухнул на стул у рабочего стола:

– Не идти же к эскулапу из-за какой-то мигрени.

Она заложила за ухо прядь волос. Он обожал, когда она так делала. Он пристально посмотрел на нее.

– Ты чего?

– Знаешь, а ты все такая же красивая.

Она улыбнулась:

– Нет. Я старая. В лучшем случае можно сказать, что неплохо ношу свои морщины. Ты говорил с Ванессой? Уже знаешь, что будешь делать?

– Нет. Надо будет завтра этим заняться, – ответил он отсутствующим тоном, вертя в руках забытую на столе ложку. Он по-прежнему не знал, в чем, собственно, могло заключаться это “занятие”.

– А что ты готовишь?

– Люк просил спагетти болоньезе. Можешь сходить посмотреть, как там его уроки? Ему надо подготовиться к контрольной по математике, а он, по-моему, не особо усердствует.

Кристоф со вздохом поднялся. Каждое движение требовало концентрации всех сил. Он прошел по коридору, пересек гостиную и постучал в дверь комнаты сына.

– Сын? – позвал он, приоткрыв дверь.

– А?

– Ты подготовился к своей контрольной?

– Да, почти.

Кристоф на миг замешкался. Он знал, что родительский долг велит ему проверить, хорошо ли сын знает урок, но сегодня вечером это выше его сил. Он ограничился трусливым:

– Хочешь, расскажи мне, я проверю?