Закодированный

Многие тут же вызвались проводить на кладбище, но Виктор разрешил только Леониду Ильичу.

16

На кладбище долго плутали.

– Здесь где-то было. Точно помню, – бормотал Леонид Ильич.

В результате нашли метрах в трехстах от того места, что он точно помнил.

Ржавая ограда, ржавый покосившийся крест, сваренный из водопроводных труб. К кресту прикручена проволокой овальная эмалевая табличка, на которой, как ни удивительно, сохранилось вполне ясное изображение Екатерины Петровны.

Леонид Ильич лег возле ограды и заплакал.

– Дайте выпить, – зарыдал он, – а то умру с горя!

Дали.

– Кого-то она мне напоминает, – сказал Сергей.

– Меня, – ответил Виктор.

Сергей посмотрел:

– А ведь точно!

Известное дело: укажи на сходство двух людей постороннему человеку – и он его найдет и увидит. На самом деле Виктор сразу понял, на кого похожа Екатерина Петровна. На Татьяну.

– А скажи, – обратился он к Леониду Ильичу – Екатерина Петровна детей не отдавала куда-то?

– Конечно, отдавала! – подтвердил старик. – Рожала-то она каждый год, ты прокорми такую ораву! Только семь человек себе оставила. Женька в прошлом году помер, Петька еще живой, но тоже скоро сгниет, сколиоз его ест, – считал старик, – Тамарка уехала лет десять назад куда-то на Север, Лидка в тюрьме, Ваську в милиции до смерти забили, Пашку тоже зарезали, но друзья… А кто же седьмой-то? – озадачился Леонид Ильич. – И заново стал считать, шевеля губами и загибая пальцы.

– Пошли отсюда, – сказал Виктор.

Они пробиралась сквозь деревья и бурьян и были уже у выхода (то есть пролома в кирпичной стене), когда услышали истошный крик:

– Вспомнил! Седьмой – это же я!

– Возможно, он твой брат, – сказал Сергей.

– Возможно… А почему я раньше мать не отыскал? Ведь просто оказалось.

– Ну… Значит, не надо было.

17

Харченко в отсутствие Георгия-Виктора совсем потерял покой. Со дня на день и с часу на час он собирался навестить Татьяну, но все откладывал, удивляясь своей нерешительности.

Меж тем к Татьяне пришел, то есть почти приполз Валера Абдрыков.

– Подыхаю, – прохрипел он.

– Подыхай, – одобрила Татьяна.

– И тебе меня не жалко?

– Ничуть.

– А дети?

– Что дети? Сейчас ты то ли есть, то ли тебя нет. А тогда уж точно не будет, им от этого только спокойней.

– Жестокая ты.

– Я? Ты чего пришел вообще? На опохмелку попросить?

Вообще-то Абдрыков именно этого и хотел – опохмелиться. Но терпел признаться. Знал остатками разума: даст ему сейчас Татьяна денег, выгонит – и все, путь заказан. Ну, может, еще раз даст. А может, и еще. Но рано или поздно перестанет давать. Надо вести себя по-умному. Остаться здесь: жена теперь живет крепко, с машиной. Бросить пить хотя бы на время.

Такие праведные мысли копошились в голове Абдрыкова.

И он сказал:

– А давай, как раньше?

– Это как? Я работаю за троих, а ты пьешь?

– Нет. Как еще раньше. Когда я тоже работал.

– Не хочу.

– Это почему?

– А не нужен ты мне.

– Врешь, Татьяна! Ты меня любишь! – уверенно сказал Валера.

И уверенность его не была пьяной или похмельной. Все эти годы он был абсолютно убежден, что Татьяна только делает вид, держит форс, а на самом деле счастлива будет, если он вернется.

– Тебя? – насмешливо воскликнула Татьяна. – Опомнись!

– А что, нет?

– И думать забыла, Валера! На, иди и пей!

Татьяна сунула ему денег.

Валера был потрясен. Он ведь все-таки не дурак был, ему хватило ума сообразить: если женщина сама дает мужчине денег на выпивку, значит, не бережет его, значит – не любит.

А кабана Тишку Татьяна прирезала-таки с помощью умелого Митрюхина.

Толик и Костя, явившиеся, когда все уже было кончено, плакали, ругали жестокую мать и жалели Тишку, но через день уже вовсю уплетали свиное рагу, и Костя, как старший и более мужественный, даже поддразнил Толика, показав кусок мяса:

– А вот в этом месте ты его гладил: Тишенька, Тишенька! А теперь жрешь!

– Ничего я не гладил, – огрызнулся Толик. – И вообще, он вонял!

У Харченко появился повод: собственный день рождения. Обычно в этот день он угощал весь отдел, а потом брал пять-шесть верных друзей, лучших чиховских барышень и отправлялся за город, где жарили шашлыки, выпивали и устраивали веселые безобразия, после которых у всех участников долго болела голова и они некоторое время, встречаясь, не глядели друг другу в глаза.

На этот раз Харченко захотелось отметить иначе. Тихо. Наедине с Татьяной.

Он заехал к ней в магазин (она опять стала там работать) и сказал грустным голосом:

– А у меня день рождения сегодня.

– Поздравляю! – сказала Татьяна и насторожилась.

– Может, отметим?

– Работа у меня.

– Так не сейчас, вечером. Ты не думай, мы без компании, культурно. Даже без выпивки, если хочешь.

– Может быть… – Виталий обрадовался.

– В «Золотой кружке», ага?

– Если только недолго.

– Да час-полтора, не больше!

И Харченко уехал, обнадеженный.

18

Сергея в тот же день осенила мысль.

– Надо свозить его в казино, – сказал он Ксюше.

– Ты с ума сошел? Ему же там голову снесет!

– И хорошо! Когда нормальному голову сносит, он становится ненормальным. А когда ненормальному – он может стать нормальным!

– Только много денег ему не давай, – предупредила Ксюша.