Заключительный аккорд

Стремительно продвигаясь вперёд, советские войска с ходу захватывали сёла и города, в которых находились гитлеровские войска и штабы, отрезали их, оставляли на полное уничтожение подоспевшим войскам второго эшелона, а сами устремлялись дальше, на запад.

— Наступление в Арденнах придало гитлеровцам некоторую самоуверенность, — сказал Тарасенко, после того как поставил задачу подразделению на марш. — Мы это учитываем. Сейчас они сопротивляются неистово, с огромным упорством, часто граничащим с фанатизмом, так что бои предстоят жестокие…

Тарасенко опять предстояла уйма дел. Многое ещё нужно было решить, прежде чем тронуться в путь.

Шестнадцатого января 1945 года с Западного фронта на советско-германский были переброшены отдохнувшие и укомплектованные части 6-й танковой армии СС, чтобы защитить единственный оставшийся у фашистов в Европе нефтяной район.

В тот же день Гитлер покинул свою западную ставку «Адлерхорст» и направился в Берлин. В бункере имперской канцелярии он устроил свой последний командный пункт.

Пятнадцатого января 1945 года главный историограф вермахта в журнале боевых действий записал: «Снабжение будапештской группировки поглощает значительную часть горючего и смазочных материалов, находящихся в распоряжении люфтваффе на правом фланге Восточного фронта». Однако, несмотря на это, судьба венгерской столицы была уже предрешена.

Рим, Париж, Гаага, Брюссель и Люксембург, Тирана, Белград, София и Бухарест были освобождены от гитлеровцев во втором полугодии 1944 года. Но ни один из этих городов не пострадал так жестоко от фашистского нашествия, как Варшава.

На рассвете пятнадцатого января севернее Варшавы заговорила артиллерия 47-й армии. В течение почти целого часа продолжалась артиллерийская подготовка. Поднявшаяся в атаку пехота, преодолев ожесточённое сопротивление противника, вышла к берегам Вислы и Нарева. Первыми переправились по льду Вислы на её левый берег и прочно там закрепились небольшая группа пехотинцев и рота автоматчиков.

На следующий день, форсировав Вислу, части 47-й армии заняли плацдарм на её левом берегу, охватив Варшаву с северо-запада, и подошли вплотную к руинам города.

В ночь на семнадцатое января перешла в наступление 1-я армия Войска Польского. Её 2-я пехотная дивизия успешно форсировала Вислу и развернула наступление с севера. Части 6-й пехотной дивизии форсировали Вислу в районе Праги. Наступление дивизии поддерживал своим огнём советский особый дивизион бронепоездов. Ведя непрерывные бои, войска 1-го Белорусского фронта и 1-я армия Войска Польского утром семнадцатого января ворвались в Варшаву. Ожесточённые бои развернулись на Маршалковской улице, на Новом Святе, на Аллеях Иерусалимских и в районе главного вокзала. В полдень советские и польские воины завершили ликвидацию фашистских оккупантов в городе.

Понтонная переправа, наведённая через Вислу севернее Варшавы, содрогалась от разрывов снарядов и бомб, когда колонна машин из подразделения майора Тарасенко переправлялась на другой берег, Зловещие тени трёх гитлеровских бомбардировщиков висели над переправой, выискивая цели и нанося удары из-за серых туч утреннего неба. Но скоро в небе замелькали белые вспышки разрывов: это открыла огонь советская зенитная артиллерия. Не выдержав шквала огня, бомбардировщики с рёвом, переходящим в истошный вой, скрылись за облаками.

На горизонте стояла вертикальная завеса дыма и огня. Снег вокруг был чёрным. Улицы, площади, подвалы и даже руины Варшавы были заблаговременно заминированы гитлеровцами.

Хельгерт, Хейдеман и Шехтинг, сидя в кузове грузовика, смотрели на город и не верили своим глазам. Города не было. Вместо домов в необъятном хаосе громоздились развалины, и лишь в том квартале, где размещалось гестапо, одиноко торчало несколько строений. Кое-где на улицах появлялись жители города, вышедшие из глубоких подвалов. Иногда раздавались отдельные выстрелы.

На площади Унии Любельской головная машина остановилась. Тарасенко вышел из кабины. Хельгерт и его товарищи выпрыгнули из кузова вслед за майором. Осмотрелись. Сквозь густой дым навстречу им двигалась группа женщин. Лица их, словно высеченные из камня, были усталыми, бледными, почти серыми. В руках у одной из женщин были какие-то цветы, какие именно, сказать было трудно, по самые настоящие живые цветы. Трудно было представить, где она могла их достать в разрушенном городе, да ещё в январскую стужу. Не иначе цветы каким-то чудом сохранились в горшках. Со слезами радости на глазах женщина преподнесла их Тарасенко.

Одна из женщин подошла к Фрицу Хельгерту. Она была страшно худа. По виду ей можно было дать лет пятьдесят.

Хельгерт смотрел в её глаза, в которых тлела пока ещё робкая радость освобождения, радость свободы. Он видел цветы и чувствовал за своей спиной напряжение товарищей.

«Для этой женщины я не немец, а боец с красной звёздочкой на шапке. Поэтому я не должен ей говорить, что я не русский. Она этого сейчас не поймёт…» — подумал Фриц.