— Марита, ну чего ты так боишься? Это же милые, прекрасные создания, — успокаивал меня Ричард, усевшись возле изголовья кровати и демонстрируя пиявку, словно это как-то могло воспитать во мне чувство прекрасного.
— Уйдите! Не надо! Я не хочу, чтобы эта гадость прикасалась ко мне!
— Эта гадость поможет тебе жить, — возмутился Роберт.
— Моей маме ставили пиявки! Это больно! И после них остаются укусы!
— Да, но они помогут тебе быстрее поправиться, — пытался достучаться до моего разума доктор.
— Так, я понял, — неожиданно сказал Ричард. — Поступим по-другому.
— Оставим меня в покое? — с надеждой спросила я.
— Нет, я тоже поставлю себе пиявку. — Муж повернулся к Роберту, протянул ему Мариту, с которой, кажется, уже сроднился, а затем вытащил себе другого червя. — Смотри, это безопасно и небольно.
Он положил пиявку на руку. Та некоторое время перекатывалась своим гадким тельцем, после чего нашла для себя идеальное место и присосалась. Ричард даже не поморщился.
— Видишь? И ничего страшного. Теперь ты позволишь нам поставить их на тебя?
Я ошарашенно смотрела на черное склизкое колечко, висящее на его руке.
— Зачем ты это сделал?
— Чтобы ты перестала бояться.
— Но ведь это выглядит просто кошмарно, — скривилась я.
— Зато нестрашно и небольно, — медленно проговорил герцог, явно начиная терять терпение.
— Ричард, они ужасные.
— Закрой глаза и не смотри, — предложил он.
Я колебалась несколько мгновений. Потом вспомнила, что он скоро должен уехать, а значит, чем больше я сопротивляюсь, тем больше вероятность того, что муж не успеет даже полежать со мной. Стиснув зубы, медленно кивнула.
Пиявки кусались. И кусались они очень больно. Не знаю, как Ричард умудрился сохранить на лице такое отрешенное выражение.
Облегчение состояло в том, что после первого укуса боль отступала. Роберт поставил мне трех пиявок на живот, в непосредственной близости от шва. А вот четвертую нужно было поставить на грудь. За это дело взялся сам супруг, выбрав для ответственного шага Мариту.
Пока ее ставили, я крепко жмурилась, но прекрасно чувствовала скользкого червя, которому не понравилось место чуть ниже шеи. Марита спускалась все ниже и ниже, а Ричард усиленно подталкивал ее выше и выше.
Борьба закончилась в тот момент, когда она присосалась в ложбинке между грудей и так больно укусила, что я вскрикнула.
Отрывать ее было нельзя, поэтому Ричард философски пожал плечами, поднялся на ноги и, обойдя кровать, лег рядом со мной. Наверное, если бы не присутствие Роберта, он бы перепрыгнул через меня, как в прошлый раз.
— О-о-о, — донесся блаженный стон доктора. — Тишина… наконец-то… какие же вы все-таки тяжелые пациенты, — негодующе сказал он. — Мне надо выпить чая. Или бренди.
— Надеюсь, ты любишь ромашковый чай, — хмыкнул Ричард. — В этом доме другого не бывает.
— Я попрошу служанку приготовить, а вы лежите смирно и не шалите, — приказал Роберт строгим голосом и отправился на поиски успокоения для своей нервной системы.
Пропал он надолго.
Мы с Ричардом лежали на кровати и в полной тишине разглядывали потолок. Ну, почти в полной. Через некоторое время после ухода Роберта я услышала странное бульканье. Приподнялась на локтях, посмотрела на банку с пиявками, стоящую на полу. Оказалось, черви при помощи присосок ползли по стеклу к крышке, а оттуда плюхались в воду.
— Вот уж не думала, что пиявки могут устроить себе развлечение, — тихо пробормотала я.
— Они забавные, — согласился муж.
— Твоя такая наливная, — задумчиво изрекла, разглядывая ту, что присосалась к его руке.
Ричард прекратил созерцать потолок и перевел взгляд на мое тело.
— У тебя тоже толстеют, — заметил он.
Я вздохнула. Посмотрела на дверь, затем на шкаф. На окно. Изучила необычный рисунок на шторах. А потом молчать надоело.
— Ваша светлость, — позвала тихо.
— Мм? — неопределенно отозвался муж.
— Вы должны мне деньги.
— В каком это смысле?
— Ну, сегодня суббота. У меня, как вы помните, школа иностранных языков, средства из которой идут на содержание Феньки.
Услышала тяжелый вздох и нерадостное:
— Марита, давай сейчас не будем поднимать эту тему.
— А когда будем? Нам все равно придется поговорить.
— Не сейчас, — отозвался герцог.
Я поджала губы и повернула голову, чтобы посмотреть на мужчину. Мне казалось, он зол или раздражен, но муж внимательно разглядывал мою грудь. Или пиявку? Или все-таки грудь? Или пиявку?
— Ваша светлость, — окликнула его.
— Да?
— У вас такой задумчивый взгляд.
Ричард оторвался от созерцания моей груди (или пиявки?) и посмотрел мне в глаза.
— Кажется, я ошибся, — вздохнул он.
Я удивленно приподняла брови:
— В чем?
На секунду промелькнула надежда, что он скажет что-то вроде: «Простите, мне не стоило запрещать вам участвовать в гонке». Но он сказал с явным неудовольствием:
— Кажется, это вовсе не Марита, а самый настоящий Марит.
Когда до меня дошел смысл его слов, я поджала губы, чтобы скрыть улыбку.
— Думаете? Мне казалось, у пиявок нет определенного пола.
— У этого точно есть, — проворчал герцог.