ЛЕНА. Только не Аль Пачино, а Де Ниро.
АНАТОЛИЙ. Что?
ЛЕНА. В фильме «Сердце Ангела» Дьявола играет Роберт Де Ниро.
АНАТОЛИЙ. (После паузы). Подарок купили?
ЛЕНА. Нет. Василич сказал, что сегодня без подарков. Я ему, когда звонила, поздравляла, он еще раз напомнил об этом.
АНАТОЛИЙ. А я купил.
ЛЕНА. Толь, ну, навел тоску своим рассказом. Может, музыку поставишь?
АНАТОЛИЙ. Да нет проблем. Только у меня кроме Круга в машине ничего нет.
ЛЕНА. Давай, ставь Круга.
Машина все дальше и дальше по дороге в лес удалялась, концентрируясь на Круге, концентрическими кругами к месту-центру кругов жизненных смертью влекомая неодолимо. Тоскливо-черное вечное небо звездное, абсолютно безоблачно тем не менее, взирало на это, никакими чувствами не обремененное. Все пространство (земля, небо, звезды) пронизано было нитями дрожащими непостижимого мига вечности, птицами и прочими невидимыми сущностями разносимого в разные стороны. Лес темный сказочно-страшный принимал все эти тайны безмолвно и безразлично к судьбам людей, которые пропадали непонятно куда из-за тайн этих неизвестных никому с самого дня рождения этого тысячелетнего леса. Стояла абсолютная тишина, изредка прерываемая хлопаньем, уханьем и треском, звук от которых, похоже, приходил за десятки километров от центра тишины этой.
АРЧИ. (Телепатически Шону).
ШОН. (Телепатически Арчи).
АРЧИ. (Дальше весь разговор до прихода Алексея происходит телепатически).
ШОН.
АРЧИ.
ШОН.
АРЧИ.
ШОН.
АРЧИ.
Телепатически разговаривающие Ганс (он же Шон по паспорту, и в дальнейшем мы будем называть его Шон) и Отто (он же Арчи по паспорту, и в дальнейшем мы будем называть его Арчи) тюфячно лежали в идеально убранном гостиничном номере, вплотную подогнанном к их невероятно тренированным, убийство источающим телам, странно-пружинно при этом готовым мгновенно среагировать вневременно на любое, даже хрустально-невинное дуновение ветерка, если действие это по нечеловеческим алгоритмам их машинно-думающего мозга может показаться не опасным даже, а как либо выбивающимся из общего движения потока реальности, слепо подчиненного одной их великой Цели. Гостиничный номер, как эталон однообразия, предписанного всем никому не известным «богом однообразных гостиничных номеров», вяло сиял внутренней силой двух белых односпальных кроватей, разобранных Шоном и Арчи, шкафом белым же, встроенным непонятно как и непонятно куда, серо-стальных стульев и печеночного цвета столом с подружившимися с ним такого же цвета занавесками, но все же более легковесными, воздушно колышущимися под несильным напором подконтрольного полностью хрустального ветерка, сквознячно закрывшего недавно дверь – сестру стола и занавесок печеночных. Абсолютно чужеродно, отдельно, никаким законам времени не подчиняющийся своим черным цветом повисал на стене телевизор-вещун, показывающий пронзительный документальный фильм про Тибет. И, конечно же, на противоположной стене висели две картины, изображающие сцены зимней охоты, последнее время как набеги саранчи увесившие собой все гостиничные номера, бары и частные коллекции. Все это было неожиданно убито всего лишь одним стуком в дверь.
АРЧИ. Кто там?
АЛЕКСЕЙ. Это я, Алексей.
АРЧИ. Заходите.
АЛЕКСЕЙ (входит). Здравствуйте, господин Отто и господин Ганс. Нам пора уже, время выезжать. А то опоздаем.
ШОН. Алексей. Мы же просили вас не называть нас нашими сценическими именами. Мы же говорили, как нас зовут. Меня – Шон. Моего товарища – Арчи. Мы же, когда списывались с помощницей вашего Игоря Васильевича все ей рассказали – что мы делаем лучшее в Америке лазерное танцевальное файер-шоу, у нас контракт официальный, деньги нам перевели…
АЛЕКСЕЙ. А как же Вы после всех дел…?