Заклание-Шарко

Шон закрыл дверь изнутри номера гостиничного, приютившего их неожиданно на пути, механически строго предначертанном, Арчи посмотрел твердо-многообещающе на Шона, и они, не сговариваясь, растворились в воздухе, чтобы тут же материализоваться в лифте, идущем на первый этаж. Выйдя из лифта, Шон направился к Алексею, нервно и нелепо обнявшему сумки, смерть источающие, а Арчи казенно по-иностранному начал расплачиваться с администратором, используя пластиковую карточку, зарегистрированную на фирму «ODIN GmbH». Огромный холл гостиницы пустынной, волнами проступающий в сумерках предзакатных, плохо очерченный, несмотря на свет яркий, лампочками разбросанный по всему пространству, давил на Алексея предчувствием беды страшной, необъяснимой приключенческой, на которую он так легкомысленно согласился. И совсем раздавило бы его это ощущение премерзкое, если бы рядом с ним не появился Шон, всем видом своим безупречно легким показывая уверенность в завтрашнем дне, спокойствие безумное и нечеловеческое обещание благополучия. Подошедший Арчи лишь усилил настроение нереального счастья, которое в считанные секунды обрушилось на Алексея, пронзив все его существо дрожью-уверенностью, что все будет хорошо. Схватив пушинно сумки неподъемные, он тихо побежал к машине народной «Гелентваген», которая правильно стояла у входа в гостиницу. Когда он открыл дверь переднюю правую, Шон и Арчи уже сидели в салоне, – к небывалому его удивлению. Спустя секунду машина мчалась по улицам тихим к месту будущей разыгравшейся трагедии нешуточной. И вот уже две машины по спирали неведомой мчались, фонтанами брызг орошая природу, застывшую в предвкушении чего-то невиданного всем своим предзакатным красно-желтым великолепием, облачавшим эту великую, страшную мистерию в просторные одежды бессмертия.

АНАТОЛИЙ. (Отвечает на звонок Алексея). Да, Вась, привет. Я девчонок забрал, едем на место. Ты как? Гансов забрал?

АЛЕКСЕЙ. Да, все нормально. Мы с Шоном и Арчи тоже едем.

АНАТОЛИЙ. Вас пятеро что ли? Кто это еще – Шон и Арчи?

АЛЕКСЕЙ. Нет нас трое.

АНАТОЛИЙ. А где Гансы-то, Вась? Я чего-то не понял как-то… Ты выражайся попонятнее. Ты же за Гансами ехал. Нафига ты еще каких-то пассажиров подсадил.

АЛЕКСЕЙ. (После длительной паузы). Вась, не волнуйся. Все в порядке.

АНАТОЛИЙ. (Орет). Все в порядке? Вась, у тебя проблемы? Быстро отвечай. Или я сейчас все брошу на хрен, телефон отключу и все. Разбирайся сам. Вась, у тебя три секунды.

АЛЕКСЕЙ. Толь. Толь. Ты чего. Я же тебе говорил, что Отто и Ганс – это сценические псевдонимы наших американских друзей, которые будут у Василича выступать, а по-настоящему их зовут Шон и Арчи. Я же тебе рассказывал. Не заводись из-за ерунды. Все в порядке? Толя, Толя отвечай.

АНАТОЛИЙ. Да. ОК. Конец связи.

АЛЕКСЕЙ. Нет, погоди. Я телефон бригадира этого, который там сцену собирает, посеял. Ты помнишь телефон?

АНАТОЛИЙ. Ну, да.

АЛЕКСЕЙ. Слушай. Позвони ему, чтоб все рабочие поторопились и свалили оттуда поскорее. Понял?

АНАТОЛИЙ. Да. Да. Сейчас позвоню. Пока, Вась.

АЛЕКСЕЙ. Давай, Вась.

ЛЕНА. Толь. Все в порядке? АРЧИ. Алексей. Все хорошо?

АНАТОЛИЙ. АЛЕКСЕЙ. Да все нормально, напарничек мой нервничает немного.

ЛЕНА. А чего он нервничает? ШОН. А чего он нервничает?

АНАТОЛИЙ. АЛЕКСЕЙ. Ой, да понты все. Считает, что вся ответственность на нем.

КАТЯ. Какая ответственность? ШОН. Какая ответственность?

АНАТОЛИЙ. АЛЕКСЕЙ. Ну, за день рождения перед Василичем. Он же нам все организовать поручил. Чтоб прошло все хорошо. Ну, он из кожи вон и лезет.

ЛЕНА. Надеюсь, все будет хорошо. АРЧИ. Надеюсь, все будет ОК?

АНАТОЛИЙ. АЛЕКСЕЙ. Я тоже надеюсь.

Шум резиновый от колес машин безупречных плавно превращается в шум работающего вентилятора.

ВАСЯ. Парни, ну, сколько можно работать на эту всемирную еврейскую мафию? Они там, в Нью-Йорке своем, устали уже деньги считать, которые в Пенсионные фонды вложили.

ФЕДЯ. Леха и так уже час на них не работает, порнуху рассматривает.

ЛЕША. Неправда ваша. Я уже час музыку скачиваю.

ВАСЯ. Какую?

ЛЕША. Цоя. Ленинград. Ну, заодно и порнуху, конечно, смотрю…

ВАСЯ. Ну, вот как ты можешь Ленинград слушать! Похабщина одна. Что ни песня – мат-перемат. Песни ни о чем. Цой вот – другое дело.

ЛЕША. Ты будто матом не ругаешься.

ВАСЯ. Я тихо, в своей компании, на сцену не лезу, книжки, где жрут говно, не печатаю. Общественную нравственность не понижаю. А эти все… Разрешили все это, и теперь я должен телевизор с этим смотреть, книжки с этим читать, радио с этим слушать. Достали.

ФЕДЯ. Вась. А ты не слушай. Ходи в консерваторию. Читай книги девятнадцатого века. Да, и не бухай, пожалуйста! К девкам в общагу каждый день не ходи….

ВАСЯ. Консерватории у нас в городе нет. Книги я почти не читаю. Бухаю я от безысходности и беспросветности русской провинциальной реальности. А к девкам меня влечет неумолимый зов плоти, с которым я ничего не могу поделать.

ЛЕША. Красиво сказал. Это что же за безысходная реальность такая у человека с твоим окладом. А? С поездками заграничными, горными лыжами, дайвингом.