Захар Беркут

Это было древнее тухольское святилище, где прадеды нынешнего поколения возносили свои молитвы высшему творцу жизни, Дажбогу — Солнцу, чей образ и представляло собой высеченное на потолке золотовенчанное полушарие. Хотя христианские монахи давно уже окрестили тухольцев, все же они еще долгое время, молясь в корчинской церкви христианскому богу, не забывали своих прадедовских богов, и дорога к Светлой поляне никогда не зарастала, вечный огонь посреди поляны никогда не угасал (отсюда и название ее «Светлая поляна»), а перед небольшими боковыми алтарями Лады и Дида частенько курился пахучий можжевельник и трепыхались принесенные им в жертву голуби — дар тухольских девушек и юношей. Но постепенно народ забывал древних богов. Священники все строже следили за тем, чтобы люди не молились по-старинному; молодежь перестала приносить дары Ладе в Диду; дети вырастали, не слыша ничего о древних богах и древних обычаях; лишь среди стариков кое-где уцелели еще остатки древней, свободной, чисто общинной религия, которая позволяла каждой общине иметь своего особого бога (как Тухля имела своего Сторожа), которая не стращала людей посмертными карами и муками, а, наоборот, наибольшей карой считала самую смерть, смерть тела и души для людей неправедных. Новая религия, рожденная далеко на востоке, стала господствовать на нашей земле, а вернее, смешалась с нашей древней религией, и лишь это смешение и дало ей возможность мирно сжиться с воззрениями народа.

Вымирали постепенно старики, державшиеся старой веры, а хоть некоторые из них и жили еще, они уже не смели исповедовать ее открыто, не смели учить ей молодое поколение, они жили одиноко, тая свою веру в сердце, в грустном сознании, что вместе с ними и она сойдет в гроб!

Одним из последних явных приверженцев старой веры на нашей Руси был Захар Беркут. И диво дивное! Приверженность эту он вынес из скитского монастыря, от старого монаха Акинфия. Случайно ли поведал своему ученику старый чудодей-лекарь о древней вере, такой близкой к природе и ее силам, или, быть может, и его сердце больше тянулось к этой вере, противясь старому византийскому христианству, — неизвестно, но так или иначе. довольно того, что из пребывания у старого монаха Захар вынес великую приверженность к старой вере и поклялся оставаться верным ей до смерти. Еще в своей Тухле знал он о Светлой поляне, на которой давно уже погас вечный огонь и не курился пахучий можжевельник и которую корчинские попы ославили как место проклятое и нечистое. Но как ни запущена была Светлая поляна, все же и доныне никто не посмел коснуться образа солнца, то есть золотого обруча, которым он был окован, и золотой образ все еще сиял на потолке святилища, дожидаясь лучей полуденного солнца, чтобы загореться тысячами искр. По своей доброй воле взял на себя Захар Беркут присмотр за древним святилищем; тропа к пещере, видневшаяся посреди поляны, протоптана была его ногами; каждую весну, вот уже более пятидесяти лет, Захар, отправляясь за зельями, проводил одиноко, в молитвах и размышлениях, неделю на Светлой поляне и всякий раз после такого посещения возвращался в село окрепший духом, с еще более просветленными и чистыми помыслами. Не однажды тухольцы из своей долины наблюдали, как над вершинами пихт, окружавших Светлую поляну, вьется синеватыми клубочками дым пахучего можжевельника, и говорили сами себе: «Это старик древним богам молится». И говорили это без насмешки, без ненависти, так как Захар хоть и не учил никого старой вере, но зато тем ревностней учил всех уважать чужие убеждения и чужую веру.