Захар Беркут

А солнце смеялось! Яркими, жаркими лучами сверкало оно в лужах крови, целовало мертвецов в посиневшие уста и глубокие раны, из которых вытекал мозг и вываливались еще теплые человеческие внутренности. И такими же яркими, жаркими лучами обливало оно зеленый лес, и прекрасные душистые цветы, и высокие горные пастбища, купавшиеся в чистом, лазурном воздухе. Солнце смеялось и своей божественной, безучастной улыбкой еще больнее ранило истерзанную душу Максима.

VI

Странный сон приснился Захару Беркуту. Казалось ему, будто сегодня годовой праздник Сторожа и вся община собралась близ этого камня, у входа в тухольское ущелье: девушки в венках, юноши с музыкальными инструментами, все в праздничных, чистых одеждах. Вот он, самый старший годами в общине, первым приближается к священному камню и начинает молиться ему. Какие-то таинственные, тревожные, болезненные предчувствия овладевают его душою во время молитвы; отчего-то щемит: сердце — и сам он не знает, отчего. Он молится горячо; после двух-трех слов обычной молитвы он отступает от старинных, обычаем установленных, фраз; какая-то новая, более жаркая, вдохновенная молитва льется из его уст; вся община, потрясенная ею, падает ниц, и сам он делает то же. Но слова не перестают литься, темно становится вокруг, черные тучи покрывают небо, начинает грохотать гром, молнии сверкают и опоясывают небосвод ослепительным светом, земля содрогается — и вдруг, медленно наклоняясь, святой камень сдвигается с места и со страшным треском валится на Захара.

«Что это может означать? — спрашивал сам себя Захар, раздумывая над своим сном. — Счастье или несчастье? Радость или горе?» — Но он так и не мог найти ответа на эти вопросы, и сон оставил после себя какое-то тяжелое предчувствие, какое-то облако печали на челе Захара.

Быстро оправдались эти предчувствия! В самый полдень пришли страшные, неожиданные вести в Тухлю. Пастухи с соседнего пастбища прибежали, запыхавшись, в село, крича, что видели какую-то битву около боярского дома, толпу каких-то неведомых черных людей и слышали непонятные, душераздирающие крики. Почти вся тухольская молодежь, вооружившись кто как мог, побежала к месту боя, но остановилась в отдалении, увидев покрытое трупами поле битвы и окруженный толпою монголов боярский дом. Не было сомнения, что все молодые люди, посланные разрушить боярский дом, погибли в неравной борьбе с этими захватчиками. Не зная, что предпринять, тухольская молодежь вернулась в село, распространяя повсюду страшную весть. Услыхав ее, задрожал старый Захар, и горькая слеза покатилась по его старому лицу.

— Вот и сбылся мой сон! — прошептал он. — Защищая свое село, погиб мой Максим. Так и следует. Каждый умрет когда-нибудь, но со славой умереть не каждому суждено. Не тосковать надо мне, а радоваться его судьбе.

Так утешал себя старый Захар, но сердце его болезненно ныло: чересчур крепко, всей душой любил он своего младшего сына. Вскоре, однако, Захар окреп духом. Община звала его, ждала его совета. Толпами тянулись люди, старые и молодые, за околицу села, к тухольскому ущелью, так близко от которого стоял их страшный враг. Впервые со времени основания Тухли общинный совет собирался без исконных обрядов, без знамени, под лязг топоров и кос, среди полутревожного, полувоинственного гула. Без всякого порядка перемешались старики и молодые, вооруженные и безоружные, даже женщины сновали туда и сюда в толпе, допытываясь вестей о враге или громко оплакивая своих погибших сыновей.

— Что делать? С чего начинать? Как защищаться? — гудела толпа. Одна мысль преобладала над всеми другими: выйти всей общиной к ущелью и защищаться от монголов до последней капли крови. Особенно молодежь настаивала на этом.

— Мы хотим погибнуть так, как наши братья погибли, защищая свой край! — кричали они. — Только через наши трупы войдут враги в тухольскую долину!

— В ущелье поставить засеки и из-за них разить монголов! — советовали люди постарше. Затем, когда шум несколько утих, заговорил Захар Беркут.

— Хоть военное дело — не мое дело, и не мне, старику, давать советы о том, к чему я сам не могу приложить своих рук, все же мне думается, что невелика будет наша заслуга, если мы отобьем монголов, особенно, если принять во внимание, что это нам не так-то трудно и сделать. Сыновья наши погибли от их рук, кровь близких обагрила нашу землю и зовет нас к мести. Разве мы отомстим врагам нашим, разорителям края нашего, если только отобьем их от своего села? Нет! Отбитые от нашего села, они с удвоенной яростью набросятся на другие села. Не отбить, но разбить их — это должно стать нашей целью!

Община со вниманием слушала речь своего оратора, и молодежь, склонная ко всему новому и неожиданному, готова уже была принять этот совет, хоть и не знала, как можно его осуществить. Но многие старики высказывались против него.