- Яков, сними мерку с господина на каракулевую папаху. Из сура сошьешь, так попросили наши поставщики-туркмены. - Хозяин сел за стол и стал заполнять квитанцию, а Яков, глядя то на Лесовского, то на Бяшима, которого он хорошо знал, довольно заговорил:
- Ну-ну, раз надо сшить, то сошьем. Только не понятно мне, Бяшим, почему не сам заказчик о себе беспокоится, а ты?
- Подарка делаю, - коротко пояснил Бяшим. Господин Лесов-хан нам одна хороши дела делал, мы тоже ему хороши дела... Правильно?
- Правильно, правильно, - неохотно согласился Лесовский. Видя, как недоуменно смотрит на него закройщик, пояснил: - Помог им на кяризе, вот они и затянули меня к вам. Хотели деньгами - я отказался, так они папаху на память решили подарить.
- Ну что ж, как говорится, услуга за услугу, - понятливо согласился Яков. - Когда-нибудь придут времена, деньги вовсе потеряют вес. Будем строить свой труд исключительно на совести друг к другу.
- Где-то я уже читал подобное, - заметил Лесовский, подставляя голову под замызганную ленточку закройщика.
- Читали? - удивился Яков. - Я вычитал в статейке Полуяна. - Вам не знакома такая личность?
- Да слышу о нем в который уже раз, но самого встречать не доводилось. Фельдшер один, знакомый мой, уж очень восторгался им. Все Полуян да Полуян - светлая голова. Маркса, мол, хорошо знает.
- А вы как смотрите на марксистов? - Яков смело взглянул на клиента.
- Обыкновенно, как и все. Серьезно над их учением не задумывался, так что извините. - Лесовский насупился и отвернулся. - Ну что, друзья мои, пойдемте теперь пообедаем.
Яков улыбнулся, поняв, что напугал заказчика своим прямым вопросом. Сказал как можно мягче:
- Денька через два загляните на первую примерку. - И проводил инженера внимательным и изучающим взглядом.
XI
Лесовский покинул "Северные номера" и поселился на квартире у старого скобелевского солдата в железнодорожной слободке, попросту именуемой Хитровкой.
Хозяин дома - Игнат Макаров, когда-то участвовал в штурме Геок-Тепе, затем работал на втором участке строительства Закаспийской железной дороги - от Кизыл-Арвата до Асхабада, под начальством генерала Анненкова. В начале восемьдесят шестого, когда строительные батальоны двинулись дальше, на Чарджуй, Игнат по возрасту - исполнилось ему тридцать пять,- ушел с работы, но домой в Россию не поехал, а взял ссуду и построил себе на Хитровке собственный дом в шесть комнат, со двором, сараями и свинарником. Осенью подался в родную Смоленскую губернию и вернулся с женой Машей, нынешней Марьей Ивановной. Родила ему Марья в первые семь лет замужества трех сыновей - Ваську, Ермолая и Павла. Теперь они все выросли, каждому - за двадцать. Парни с характером - не тронь, не задень. Старший, Василий, социал-революционер - в Управлении железной дороги служит. Средний и младший - в депо, оба слесари, и оба, оберегая свою рабочую честь и достоинство, ведут войну со старшим брательником, который хоть и служит на железной дороге, но воюет за крестьянскую общину.
В общем-то вся Хитровка - выходцы из русских деревень, - пропитана духом народничества. Оттого, что мужики сменили грабли и вилы на ломы и кувалды, духу в них мужицкого не убавилось. По вечерам на лавочках у дворов только и слышно о видах на урожай на Смоленщине, в Пензе, в Поволжье, в Саратовской губернии. Давно уже отшумело озорство «Народной воли» и «Черного передела», но тут свежи в мужицкой памяти убийства крупных помещиков, поджоги усадеб, потравы зерна и порубки леса. И особенно памятны совсем уже недавние «проказы» бывших народников, объединившихся в 1902 году и создавших партию социал-революционеров. Старый солдат Игнат Макаров, выходя вечерком на лавочку, чуть чего, сразу начинал загибать на руке пальцы и подсчитывать «убиенных». Уфимский губернатор Богданович - раз, Плеве - два, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович - три, в Саратове - генерал Сахаров- четыре, в Могилеве - губернатор Клингенберг - пять, самарский губернатор - Блок - шесть...» Дядя Игнат загибал и загибал пальцы, а сидящие рядом с ним мужики дивились не столько «проказам» социал-революционеров, сколько феноменальной памяти старого вояки. «И как ты все это помнишь, Игнат?» А он помнил потому, что счет убийствам вел в своей тетрадке старший сын дяди Игната. И любимой фразой сына была: «Ваше величество, дайте конституцию, а то эсеры стрелять будут!»