Жить в тесноте было непросто. Если я приходила домой счастливой, она портила мне настроение – то ли из ревности, то ли назло. Я делала точно так же. Мы вечно действовали друг другу на нервы. Она считала, что я испортила ей жизнь, а я считала, что она испортила жизнь нам обеим. На людях она нередко меня позорила, так что я держалась на расстоянии. Дома она вечно ко мне цеплялась. Что бы я ни делала, все было не так.
Сейчас она зарылась носом в цветы на кухне. Удивительно: любой мужчина может заставить ее улыбнуться, а для меня это непосильная задача.
Выходит, где-то есть мужчина, который видит в маме интересную 34-летнюю женщину. Достаточно интересную, чтобы купить ей дюжину роз, написать от руки записку и принести к порогу ее дома. Для этого нужна смелость.
Я наливаю воды в кувшин и ставлю в него розы. Пусть у мамы все будет хорошо. Это неважно, что мне сейчас одиноко. Пусть маму кто-то любит, даже если меня не любит никто.
Тогда она обнимает меня, и я думаю, что кто-то все же любит.
Четыре дня спустя я снова иду к почтовому ящику, и на полпути рядом останавливается грузовик. Из него выходит грузчик, достает из кузова дерево в кадке, которое ставит в тачку и спускает по трапу ко мне. К дереву привязана лопата.
– Куда прикажете? – спрашивает он, глядя на меня.
– Вы, кажется, ошиблись адресом.
Он сверяется с какими-то бумагами.
– Написано – для Мии Филлипс. Это не вы?
Я удивленно киваю. Дерево выше меня, с упругими ветками и серебристо-зелеными листьями. Грузчик для пущей убедительности демонстрирует мне мое имя в форе доставки.
– И что мне с ним делать?
– А мне почем знать, мое дело доставить.
Расписываясь в бланке, я замечаю, что в кузове коробки с надписью «Добрая Олива».
– Там оливковое масло, да?
– Я просто доставщик, ничего не знаю.
Он предлагает закатить дерево в дом, и я соглашаюсь. Потом он с шумом разворачивается, чтобы выехать из тупика.
– Мия? – мама с трудом пролезает в дверь. – Что это?
– Лечино. Или Мансанилья. Она еще слишком молодая, не пойму, какой сорт.
– Чего?..
– Это оливковое дерево. И его придется посадить.
– Зачем?
– Потому что деревья положено сажать.
Она снимает туфли и критически смотрит на землю, рассыпавшуюся по ковру.
– Кому пришло в голову подарить нам дерево?
Я улыбаюсь и молчу. Она еще не знает про Зака.
Она находит в горшке открытку и протягивает ее мне. На обложке – фотография ярко-оранжевого цветка. Внутри – незнакомый почерк.
С
– Как вообще ухаживают за оливами?
– Без паники, они живучие, – Зак читал мне про это длинную лекцию под одеялом. – Их можно сотни лет никак не удобрять, а они все будут плодоносить.
– Плодоносить, значит, – мама скептически рассматривает дерево. Я смеюсь.
– Нужны земля, вода и солнце, про удобрения в интернете почитаем.
– Думаешь, справимся?
Я пожимаю плечами.
– По яичку да по яблочку.
Мы вдвоем протаскиваем горшок с деревом через весь дом на задний двор. Человек, приславший розы, зовет маму на свидание; я говорю, чтобы обязательно шла. И остаюсь во дворе одна, с самым странным подарком за всю свою жизнь. И вот отличный повод написать наконец сообщение:
Привет, Зак! Передай маме спасибо. Это ты сказал ей про мой ДР? Тогда спасибо обоим. Мия.
P.S.: принимаю советы по посадке;-)
Я хочу добавить, что покрасила стены и потолок в густо-синий, что у меня отросли волосы до плеч, и что я думаю о нем каждую долбаную минуту.
Но я перестраховываюсь и отправляю как есть, а потом сижу, вцепившись в телефон, и жду, что вот-вот придет ответ. Но ответа нет минуту, две, десять. Слишком долго.
Начиная с того первого стука в стенку, Зак всегда отвечал на любой мой зов. Теперь он человек, из-за которого я страдаю над неотвеченной эсэмэской. Он отвлекал меня от жуткой боли, а теперь он стал ее причиной. Тишина невыносима, она завязывает меня в узел, заставляет сомневаться в себе, в нем, во всем на свете. Я не понимаю что происходит на том конце, и мне от этого физически плохо.
Не стоит этого делать, но я пишу еще одно сообщение вдогонку: