Заяц, жаренный по-берлински

С этим криком он резко встал, оторвав сейф от пола.

Изумленный капитан с округлившимися глазами поднялся из-за стола.

Побагровев от натуги и громко кряхтя, Ломов на подгибающихся ногах делал шаг за шагом к окну.

У офицера отвалилась челюсть.

Оказавшись у окна, Ломов забросил сейф на затрещавший под тяжестью стального ящика подоконник. Еще секунда – и сейф бы полетел в окно. Но капитан подскочил к Ломову и заорал:

- Стой!

В последнее мгновение Ломов успел удержать уже переваливший через подоконник сейф руками.  Капитан, глядя на Ломова восторженными глазами, восхищенно всплеснул руками.

- Ну, отец, ты даешь. Зря я записал тебя в пожилые…

Ломов ухмыльнулся.

- Проспорил ты, капитан!

Капитан утвердительно кивнул.

- Проспорил.

Дверь кабинета распахнулась. В комнату вошел Синдяшкин. Увидев Ломова с сейфом и капитана у подоконника, удивленный Синдяшкин замер у порога. Ломов и офицер повернули головы к Синдяшкину. Еще больше удивленный появлением друга, Ломов хохотнул.

- О! А ты чего здесь?

- Того. Немец у Москвы. А я пьяным англичанам бифштексы жарю, -  Синдяшкин рубанул ладонью воздух. - Хватит! Вместе пойдем воевать.

Ломов расплылся в улыбке.

- Пойдем, Иваныч! 

Капитан повернулся к Синдяшкину.

- Тоже из «Метрополя»?

- Ага.

- И тоже с бронью?

- Тоже.

Капитан закатил глаза к потолку и тихонько застонал.

- Ой, отцы… Подведете вы меня под монастырь…

Поколебавшись, он решительно махнул рукой.

- А-ай! Ладно. Мне и самому тут осталось… Я ведь в военкомате временно. После ранения. Через неделю – опять на передовую. А там… Там меня здешнее начальство уже не достанет!

Капитан весело тряхнул головой.

- Давайте свои документы!

Ломов снял руки с сейфа и, бурно выражая благодарность, потряс ими Капитана за плечи.

- Спасибо, капитан!

Сейф, качнувшись, потерял равновесие, сполз с подоконника, вывалился из окна и полетел вниз. С грохотом упал на землю.

Ломов и Капитан подскочили к подоконнику, высунулись из окна и увидели сейф, зарывшийся в снег.

Капитан почесал затылок.

- Сейф бы желательно вернуть. На место.

- Не бойся! Щас занесем, - Ломов кивнул на Синдяшкина. - Вон, с Иванычем.

Синдяшкин подошел к окну, тоже посмотрел на лежащий под окном сейф, одарил Ломова злым взглядом и тоскливо вздохнул.

***

По заснеженной проселочной дороге маршировала колонна пехотинцев – в шинелях и зимних шапках-ушанках, с винтовками за плечами. Среди них шагали в строю Ломов и Синдяшкин…

…Рота пехотинцев расположилась на привале у опушки леса, недалеко от дороги. Солдаты, рассевшись небольшими кружками, перекусывали, курили, точили лясы.

В одном кругу сидели солдат с гармонью в руках, Ломов, Синдяшкин и еще несколько бойцов. Гармонист наяривал на двухрядке. Ломов весело и громко пел:

                                            Били наши батальоны 

                                            Самого Наполеона,— 

                                            Ничего нет хитрого, 

                                            Что побьем и Гитлера!

Солдаты засмеялись, одобрительно кивая головами.

По дороге ехала, приближаясь к отдыхающим бойцам, полуторка, в кузове которой сидели раненые в сопровождении высокой, стройной, симпатичной медсестры Валентины лет тридцати пяти.

Ломов затянул следующую частушку:

                                            Веселей играй, двухрядка,

                                            Заливайся соловьем.

                                            Мы фашисту для порядка

                                            Череп пулею пробьем!

Пока Ломов пел, машина с ранеными поравнялась с отдыхающими бойцами.

Валентина с любопытством прислушалась к частушке. С интересом посмотрела на Ломова, мастерски выводящего куплет. Улыбнулась. Ломов тоже заметил Валентину.

Их взгляды встретились.

Ломов закончил петь куплет. Бойцы заржали. Баянист продолжал играть, но Ломов не торопился заводить новый куплет. Вытянув шею, он смотрел на Валентину. Все бойцы следом за Ломовым повернули головы в сторону машины. Заметив медсестру, заулыбались. Баянист прекратил играть.

Машина с ранеными унеслась по дороге вдаль.

Синдяшкин, заметив, какЛомов смотрел на медсестру, повернулся к другу и подмигнул ему.

- Что, Егорыч, понравилась?

Ломов, слегка покраснев, смущенно крякнул и отвел взгляд от дороги. 

- Красивая…

Синдяшкин вздохнул.

- Хороша Маша, да не наша.

Все бойцы тоже грустно вздохнули. Один из бойцов повернулся к Ломову.

- А ну, Егорыч, спой-ка нам про любовь!

Ломов усмехнулся.

- Про любовь? Это можно.

Гармонист снова заиграл на двухрядке, а Ломов, приосанившись, запел:

                                              Самоходку танк любил,

                                              В лес гулять её водил.

                                              От такого рОмана

                                              Вся роща переломана!

Бойцы громко засмеялись…

…Пока Ломов пел, у обочины дороги остановилась эмка, из которой вылез командир полка подполковник Трошкин.  Увидев Трошкина, к нему тут же направился командир остановившейся на привал пехотной роты старший лейтенант Провозин…

…Один из бойцов, поморщившись, махнул Ломову рукой.

- Да не про танк с самоходкой! Знаешь, про какую любовь…

Ломов утвердительно кивнул – мол, сейчас. И тут же затянул следующую частушку:

                                              Положила в трусики

                                              Два кольца и бусики.

                                              Хоть бы кто-то подошел,

                                              Поскорее их нашел!

…Провозин подлетел к Трошкину. Вытянувшись в струнку, козырнул.

- Товарищ подполковник…

Трошкин махнул рукой.

- Вольно!

Опустив руку, Провозин расслабился. Трошкин кивнул на поющего Ломова.

- Веселый мужик!

Провозин повернулся в сторону Ломова.