Загул

К счастью, в большинстве своем посетители подобными вопросами не задаются, а просто идут себе мимо. Но если кому-то интересно, что ж, он может получить информацию в самом Советском отделе: и о литературной преемственности, и о глубокой связи между критическим и социалистическим реализмом. Только надо иметь в виду, что Советский отдел нередко бывает закрыт. Ведь главное его назначение, о котором посетителям знать необязательно, заключается все-таки в том, чтобы проводить в нем разные музейские мероприятия – от заседаний до посиделок. Тут и мебель не мемориальная, а простая конторская, которую не страшно залить чернилами или вином. На спинке одного из стульев есть даже надпись, вырезанная перочинным ножиком: «Протасов – дурак», – прямо как в школе. Протасов – директор музея, он часто здесь ораторствует. Экспозиция в Советском отделе тоже не представляет особой ценности. К примеру, когда недавно кто-то кокнул бюст писателя Паустовского, то его просто сактировали, и все.

Здание, где располагается отдел, раньше было конюшней, а в советское время к нему только пристроили крыльцо с колоннами. По степени ветхости оно даже опережает многие другие усадебные постройки. Средств на ремонт его (впрочем, как и других объектов) не выделяет директор Протасов, но не потому, что пренебрегает советской тематикой, а потому что находит средствам лучшее применение. В сущности, надпись на стуле не совсем верна – Протасов сначала вор, а дурак уже во вторую очередь. Но чем хорош почечуевский директор, так это тем, что не сует нос в ученые дела, хотя какие ему ученые дела, если по образованию он фрезеровщик. До музея Протасов служил инструктором райкома по сельскому хозяйству, когда его «бросили на культуру», он поначалу, пока не освоился, даже переживал.

Но все-таки в Советском отделе директор чувствует себя наиболее уверенно. Речи он говорить не мастер, но по райкомовской привычке любит делать доклады. Как раз сегодня вся прогрессивная общественность отмечает Международный день музеев, и у Протасова есть повод.

Советский отдел по такому случаю, конечно же, закрыт. Посетителям ни к чему слышать разносящиеся по его залам протасовское косноязычие и запахи приготовляемого праздничного обеда. Праздник, впрочем, не из великих, так что и доклад, и обед нынче средней важности. Хотя танцы, наверное, будут, потому что сегодня здесь Наденька, а еще ни одна музейская вечеринка с ее участием без танцев не обходилась.

Протасов бубнит что-то о растущей кривой посещаемости. Первый ряд его слушателей составляют работники бухгалтерии и АХО. Из-за спины директора в зал глядят, не мигая, головы советских писателей, и только вместо Паустовского стоит горшок с цветком. Писателям что, они гипсовые, но остальным, кто из плоти и крови, очень хочется, чтобы Протасов поскорее закончил. Когда же этот миг счастливый наконец наступает, кто-то в зале, не выдержав, хлопает. Аплодисменты докладом не предусмотрены; директор высматривает шутника и грозит ему пальцем. Собрав свои тезисы, Протасов покидает трибуну.

– Ладно уж, вы тут это… – говорит он, делая неопределенный жест. – Я пойду пока, покурю.

Выйдя на крыльцо Советского отдела, директор закуривает и, храня величавую неподвижность, смотрит с высоты ступеней куда-то вдаль. Тем временем в зале, где он читал доклад, происходит быстрая и радикальная перемена обстановки. На середине его сплочены и застланы ватманом несколько конторских столов. Уже выставляется угощение, центральным блюдом которого будет, конечно, картофельное пюре с тушенкой.

Минут через десять Протасов гасит окурок о колонну и прячет его, запихнув в стенную трещину. Пора возвращаться ему к коллективу. В зале сотрудники успели обсесть столы и затрагивают свои вилки, не решаясь приступить к трапезе. Директор неторопливо занимает главенствующее место. Справа от него уже открывает бутылку заведующий АХО Тчанников (в просторечии – Чайник). Слева – незанятый стул, предназначенный Белоглазову, заместителю директора по научной части. Белоглазов бежал от Протасова на другой конец стола, чтобы избавиться от насмешек. Директор небезосновательно подозревает своего заместителя в гомосексуализме и на этом основании всячески его третирует.

– Значица, так!.. – Привлекая к себе внимание, Протасов звенит вилкой по рюмке. – Все собрались?.. А где Белоглазов?.. А, вижу, вижу… Ну сиди, где сидишь. С женщинами тебе способней.

Бухгалтерия и АХО отзывчивы к его шуткам.

– Товарищ директор, – смеется кадровичка Люся, – можно, я на его место пересяду? Мне как раз способней с мужчинами.

– Погоди, Люсьенда, не время… – отмахивается Протасов. По лицу его, однако, видно, что «время» для кадровички непременно настанет.

Он опять звенит вилкой.

– Значица, так… А ну тихо!.. Мы с вами, как говорится, не на пьянку собрались. Я от лица, как говорится, и тому подобное поздравляю вас с этим праздником. Желаю всем вам культурно повеселиться. Но чтобы, конечно, без этих… без экс… с…

– Без эксцессов, – с места помогает кто-то из научников.

– Вот именно! Бюсты, значица, не колотить и тому подобное.