Заговорщики. Преступление

Откуда, как пришла эта дружба двух людей, столь мало похожих друг на друга? Рузвельт был аристократ, в том смысле, как об этом принято говорить в его круге. Он всегда с гордостью произносил имена своих предков, высадившихся с «Майского цветка». Он знал, что его считают «тонко воспитанным человеком общества», и не без кокетства носил репутацию всеобщего очарователя. Как он мог сойтись с этим социалистом-ренегатом, сыном шорника, резким, подчас нарочито неучтивым Гопкинсом? Гарри был способен, забросив все дела, вдруг превратиться в оголтелого гуляку и в наказание за это надолго слечь в постель. Почему потомственный миллионер так доверился человеку, не обладавшему сколько-нибудь значительными собственными средствами, но с легкою душой разбрасывавшему чужие миллиарды?

Все это считалось психологической загадкой для журналистов и досадным парадоксом, хотя никакой загадки тут не было: Гопкинс был фанатически предан Рузвельту, он был «его человеком».

Когда Гопкинс, заговорив о соусах, невольно напомнил Рузвельту о своей смертельной болезни, чувство беспокойства всплыло у Рузвельта со всею силой.

Президент ласково притянул Гарри к себе за рукав. Но Гопкинс махнул рукой, словно говоря: «Буду ли я есть соус Фалька или какого-нибудь другого жулика – все равно смерть».

Рузвельт с возмущением воскликнул:

– Гарри, дорогой, поймите: вы мне нужны! Мне и Штатам. Не зря же толкуют, что вы мой «личный министр иностранных дел»!

Гопкинс криво улыбнулся.

– Если вопрос стоит так серьезно, то я готов переменить поставщика соусов.

– Запрещаю вам покупать их у кого бы то ни было, слышите? Моя собственная кухня будет поставлять вам приправы к еде. Макинтайр составит рецепты и…

Гопкинс перебил:

– Тогда уж и изготовление этих снадобий поручите Фоксу.

– Блестящая мысль, Гарри! Из того, что Фокс фармацевт, вовсе не следует, что он не может приготовить вам отличный соус для омаров. Кстати, я едва не забыл об омарах.

Зная, что сейчас Рузвельт ударится в воспоминания, Гопкинс болезненно поморщился. Ему жгла руки папка с бумагами, которую он держал за спиной. Необходимо было подсказать президенту кое-что очень важное. Дело не терпело отлагательства, а воспоминания Рузвельта – это на добрых полчаса.

– Вы отчаянный прозаик, Гарри. Если бы нас не сближало то, что мы оба безнадежные калеки…

– Надеюсь, не только это…

– Но и это не последнее в нашей совместной скачке, старина! Хотя не менее важно то, что у нас чертовски разные натуры: вы способны думать об омарах только как о кусках пищи красного цвета, немного пахнущих морем и падалью, для меня омар – целое приключение. Это было лет двадцать тому назад, может быть, немного меньше. Мне пришла идея ускорить доставку даров моря из Новой Англии на Средний Запад, перевозя их в экспрессах. Этого еще никто не пробовал. Я стал размышлять над тем, какой продукт смог бы выдержать высокий тариф такой перевозки.

– По-моему, устрицы…

– Нет, омары! Вот что показалось мне подходящим товаром. Перевозка в холодильнике экспресса не могла сделать их слишком дорогими для любителей деликатесов в Сен-Луи. В течение года дело шло так, что я подумывал уже о расширении ассортимента, когда случилось несчастье… вот это… – Рузвельт указал на свои ноги. – Пришлось бросить все на компаньона.

– Кого именно? – быстро, хотя и совершенно машинально, спросил Гопкинс.

– Не все ли равно? – неопределенно ответил Рузвельт. – Когда я пришел в себя от удара настолько, что вспомнил об этих омарах и справился о деле, оказалось, что оно с треском вылетело в трубу.

– Как и большинство ваших дел, – скептически заметил Гопкинс.

– Да… Компаньона осенила великолепная идея: «Если арендовать целую полосу берега в бухте и огородить ее так, чтобы омары не могли уходить в море, то они начнут размножаться и скоро заполнят всю бухту. Это будут наши собственные омары, совсем под руками». Увы, в его плане оказался один маленький просчет: чтобы размножаться, омары должны уходить в море… Так лопнуло это дело…

Рассказывая, Рузвельт мечтательно смотрел в окно, весь отдаваясь воспоминаниям:

– Потом мне еще раз пришла блестящая мысль, связанная с гастрономией. Я заметил, что по Албани пост-род происходит усиленное движение автомобилей, и подумал: было бы неплохо создать вдоль этой дороги цепь ресторанов. Они снабжались бы готовыми блюдами из одной центральной кухни. Я даже составил меню: холодное мясо, сандвичи, несколько сортов салатов, пиво, эль и, может быть, еще чай в термосах. Горячий – только чай, остальное в холодном виде.

Такое дело могло бы отлично пойти. Но, черт побери, я никогда не мог забыть печальной истории с омарами и так и не решился приняться за свои рестораны…

– Рестораны не для вас, патрон, – желчно проговорил Гопкинс, – а вот что касается омаров, то просто удивительно, что вы, уделяющий столько внимания улучшению условий человеческого существования, не подумали об условиях, определяющих возможность размножения или вымирания омаров.

– Что общего между омарами и людьми?

– Те и другие поедают падаль, те и другие созданы Богом на потребу нам.