Загон

И тут Жана осенило. Он редко обращался к высокопоставленным людям, но другого выхода сейчас просто не было. У него был один влиятельный друг, хотя в современной жизни, а уж тем более в бизнесе, друзей найти великая проблема! Тут-то Жан и вспомнил о некоем облеченным властью человеке по имени Анатолий Вишняковский. Это был известный бизнесмен, и в его потаенном резерве имелась целая команда из сотрудников правоохранительных органов. Жан отправился к нему на поклон, в поисках понимания и помощи. Нам нужна была записная книжка профессора Коломейцева, в которой могла таиться хотя бы иносказательная подсказка на то, где и кого искать, чтобы обрести долгожданное спасение.

И этот человек нам помог. Уж не знаю, как ему это удалось, либо действительно человек был авторитетный, либо просто вдруг судьба улыбнулась нам, но мы получили ограниченный доступ к материалам следствия по делу Петра Степановича. И первое, что мы выяснили к собственному изумлению, так это то, что мы находимся в списке вероятных подозреваемых лиц. О нашем существовании органам поведали охранники из Института Этнологии и Антропологии, куда мы трижды наведывались накануне смерти профессора. Нас тут же и допросили, причем, можно сказать, формально, поскольку непричастность наша к тому, что случилось, выявилась моментально. А тут еще и Вишняковский замолвил за нас свое слово, в результате чего мы на некоторое время и получили доступ к документам, из которых узнали в подробностях, как умирал Коломейцев.

А умирал профессор мучительно. Скорее всего, он не чувствовал боли, но прекрасно осознавал, что его ждет. По всей видимости, убийц несчастный по какой-то причине впустил сам, и те вошли в квартиру за ним следом. Никакого сопротивления оказано не было, профессора парализовали, выстрелив в него из какой-то пневматики двумя металлическими иглами. Но орудием убийства могла послужить и простая трубка, в которую всего-то и нужно было, что просто дунуть. В протоколе с места событий было написано, что из шейной области Коломейцева П.С. были изъяты две металлические иглы, длинной пятьдесят и диаметром около двух миллиметров. На поверхности игл и в крови Петра Семеновича были найдены следы тетродотоксина. Среди немногочисленных бумаг заведенного дела находился эпикриз патологоанатома, из которого мы почерпнули краткую информацию о замысловатом препарате. В ней сообщалось, что это сильнейший нейропаралитический яд естественного происхождения, практически не используемый в медицине по причине чрезвычайной ядовитости. Согласно выводам патологоанатома, профессор незадолго перед кончиной испытал сильнейшее нервное потрясение, о чем свидетельствовало большое количество адреналина, содержащегося в крови. Руки парализованного профессора были грубо и безжалостно связаны за спиной пропитанной кровью пеньковой веревкой. О жестокости, с которой это было проделано, красноречиво «говорил» сломанный правый локтевой сустав.

Убийцы вершили свое дело, не торопясь: они уложили обездвиженного профессора на пол, спиной на красную ткань неизвестной структуры и качества. Краска, которой была пропитана ткань, не имела аналогов в арсенале современной промышленности, ее состав был загадкой для экспертизы, отметившей лишь, что в ней определялись животные и растительные компоненты. Вслед за тем, на груди еще живого профессора изуверы сняли кожу, трехсантиметровыми полосками по ширине, в форме креста, причем сделали это очень умело, практически бескровно. В протоколе говорилось об убийцах во множественном числе, но не оговаривалось их количество. Можно подумать, что следственные органы сделали свое предположение о том, что убийц было несколько, только на том основании, что профессор был гренадерского роста, и справиться с ним было не так то и просто двоим и даже троим, вся мебель в квартире была бы переломана. Может быть, так оно и было, хотя есть и определенное сомнение: подобную жестокость при внезапном использовании отравленных игл, мог совершить и один человек. Однако, наверное, стоит пока поверить предварительному расследованию и согласиться, что в одиночку человек не осилит такой задачи и куда легче подобное деяние совершить преступной группой.

Следствием был установлен и еще один факт издевательства: профессору на скорую руку заштопали рот и правый глаз. Именно заштопали, так и гласил протокол. Выполнена была эта манипуляция скрученными нитками из волокон веревки, аналогичной той, которой были связаны руки профессора.

Я читал материалы дела, и мурашки бежали по всему телу. Сложилось впечатление, что профессор послужил чем-то вроде скотины на бойне, которую умело, ловко и споро освежевали. Кто-то из убийц надрезал профессору горло, не затронув при этом артерию, но повредив специально трахею. Он задыхался, следы пузырящейся крови остались на алой ткани, служащей «алтарём» необъяснимой жестокости. Коломейцев еще жил…