Борт «Альбатроса», февраль A.D. 1578
Я, Витус из Камподиоса, решился написать дальше, чтобы передать сообщение об ужасающих событиях. Господь всемогущий положил нам тяжелые испытания во искупление грехов наших, послов нам черную рвоту. Мы все были при смерти. Болезнь унесла штурмана О’Могрейна и корабельного плотника Брайда, и, если бы не мисс Феба и мисс Филлис, всех нас постигла бы та же участь. Помолимся за умерших. Помолимся также за матроса Бентри, мошенника, который два дня назад хотел меня застрелить. Но Ты, Всемилостивый, сделал так, что он поразил самого себя. Он так неловко починил ружье, что оно взорвалось при спуске курка. Матрос жив, но его голова — сплошной кусок мяса. Я тоже получил ранения, но они сравнительно невелики, поскольку основной поток осколков пришелся на лицо Бентри.
Настроение на борту подавленное. Страдания Бентри затмевают собой все. Отец наш Небесный, пошли ему в скором времени избавление!
С тех пор как разразилась лихорадка, больше никто не знает, какой сегодня день. Поэтому продолжу записи, не указывая даты и когда позволит погода. Сегодня море спокойно. Около полудня показалась стая дельфинов — игривых, добродушных животных, которые, к сожалению, нас быстро покинули. Ветер восточный. Верный Хьюитт по-прежнему сидит за румпелем. Похоже, он переболел черной рвотой раньше, потому что не заразился.
Запасы нашего пропитания подходят к концу. Какие еще испытания уготовил Ты нам, Господи?
У нас нет льна, теплого и мягкого, который при ожогах хорошо вытягивает жар из ран, нет талька, который подсушивает мокнущие места, нет соды, нет зверобоя — ничего нет. Про опиум или лауданум, которые унимают боль, я вообще молчу. Ничего нет, просто ничего! До отчаяния!
Витус склонился над Бентри, которого уложили на крайнюю к корме банку, и заставил себя посмотреть на то, что осталось от его головы. Вид развороченного лица с пустыми глазницами заставил бы испугаться и самого толстокожего.
— Бентри, — тихо позвал он. — Бентри, ты меня слышишь?
Тот едва приметно кивнул. Это было в первый раз с момента неудачного выстрела, когда он хоть как-то отреагировал.
— Мы ничего не можем для тебя сделать, только молиться и просить Всевышнего, чтобы Он освободил тебя от мук. И ты молись и проси прощения за то, что хотел сделать. Примирись с Господом.
Бентри задышал чаще. Из дыры, бывшей прежде его ртом, со свистом вылетели сиплые звуки. Витусу показалось, что он разбирает слова. Он прислушался внимательнее… и в ужасе отшатнулся. «Клал я на него!» — прохрипел Бентри.
Витус еще не нашелся, что ответить, как от мачты послышался зычный голос брата Амброзия:
— Благодарю Тебя, Отец наш Небесный, что ты помог восстать моему разуму и слезно молю Тебя дать мне силы полюбить и самого последнего среди грешных.
— Ты о чем? — поднял к нему глаза Витус.
Монах спустил взор от небес и обратил свое изможденное лицо к Витусу: