Загадочная душа и сумрачный гений

И что греха таить, японцы имели основания считать их честь попранной: не желали мы относиться к ним, как к ровне, воспринимать их интересы всерьез. Даст Бог, впредь наша дипломатия на Дальнем Востоке станет более гибкой. И не допустит до подобного несчастного развития событий. Только на Певческий мост надейся, да сам не плошай. Посему: флот наш и армия — господам дипломатам в помощь!

* * *

Великий князь Михаил пережидал овацию в свой адрес минут пять. И было видно, что при этом изрядно стушевался. Огонь, вода — это уже стало привычным и обыденным. Но с медными трубами, причем не в театрально-партикулярном варианте официальных церемоний, заседаний и парадов, а вот так вот, — во всю ширь, от сердца, от души. С этим он столкнулся впервые. Да сразу так, что до самых потаенных глубин сознания дошло: они тебя любят не за то, что ты чей-то сын, брат или наследник какой-то там короны. А любят за то, что ты — воин, как и они. И победитель, как и они. Что ты видел костлявую в лицо не раз, как и они. И заставил ее уйти восвояси ни с чем. И не только с твоей дороги. Теперь ты — по праву вожак их стаи, вождь их клана. И по одному твоему слову они…

— ТОВАРИЩИ!

Вокруг стихло. И только отдаленные визгливые голоса чаек с залива, да какой-то железный стук, шипение стравливаемого пара за спиной в порту…

Вот ведь, странная штука. Многие у нас любят порассуждать о культе личности. О ее роли, месте в истории. Но самое главное, фундаментальное в нем, в культе этом самом, — зарождение массовой энергетики любви и обожествления Вождя, — рождается отнюдь не сразу. Не единичным щелчком некоего таинственного тумблера.

Забавно: есть много биографий Наполеона, Сталина, Гитлера, Цезаря или Токугавы. Но почему там так мало правды о том, когда же именно у них это ВСЕ начиналось? И как? Не по хронологии, а по сердцу. Что творилось в ИХ душах? Как же легко и гладенько все списать на непомерную гордыню или жажду власти. Но ведь это — бесстыдная подмена высшей математики арифметикой. Чересчур просто, пошло и примитивно в отношении фигур, личностей, такого калибра и масштаба.

Возможно, все дело во вспыхивающем в ответ чувстве ВЕЛИКОЙ любви к твоим соратникам, отождествляемым трепетной душой с понятием Родина? Кто знает…

Никто воистину великих об этом не расспросил. Ясно одно — самим себе такие люди уже не принадлежат…

— Товарищи…

Высокий, но уже не долговязый, как это было с год назад — тренировки по методике Балка, это вам не конкур да фехтование, и в плечах он заметно раздался, — Михаил нервно пытался пристроить у микрофонов темно-бордовую, коленкоровую папку так, чтобы было и читать удобно, и при этом не пришлось слишком нагибаться. О регулировке установки микрофонов по высоте никто до этого момента не подумал.

— Товарищи генералы, адмиралы, офицеры. Все, кто сейчас меня слышит…

Прошу простить, господа, говорить с трибун я вовсе не мастер. Так что, не шумите так, будьте добры. Мне нужно сообщить вам одно очень важное… Вот так… — он наконец оставил тщетные попытки справиться с папкой и, вытащив из нее несколько листков приблизился к микрофонам. Порывистый ветер упрямо загибал бумагу, не давая Михаилу начать чтение. Со стороны это выглядело несколько комично.

Общество снизу слегка заурчало, как довольный кот. Слышались реплики вроде: «Михал Александрыч, не томи!» «Зачем по бумажке! Давай от себя, товарищ Великий!» «Ну, ее, речь эту, не Госсовет! От себя говорите! Просим!»

— От себя было бы проще. Однако, я обязан выполнить высочайшую волю Государя и зачитать Вам Императорский Манифест от сегодняшнего числа. Мы здесь первые во всей России, кто его прослушает.

Голоса вокруг разом смолкли.

— Документ совершенно особенного государственного значения, господа. И я прочту его полностью. Позже вы получите текст на бумаге из газет. Но…

Все-таки, сначала, раз настаиваете, несколько слов скажу от себя.

Конечно, хвала Заступнице Небесной и Николаю Угоднику — победа наша. Не в чем упрекнуть себя тем, кто честно долг перед Государем и Отечеством исполнил. Кто пролил здесь кровь и товарищей боевых схоронил. Только я вот, что-то сильно бурно не радуюсь. И со всем согласен, что Всеволод Федорович нам изложил. Только сказал он, пожалуй, слишком мягко.

Где это видано, что флот наш вступает в войну с невзрывающимися снарядами, а у армейской артиллерии в ящиках — одна только шрапнель? Почему наша пехота в первых боях шла в атаку колоннами, да в белых гимнастерках, тогда как англичане уже в бурскую войну в хаки и рассыпным строем? Если бы не германские гаубицы да Максим-Виккерсы, разве выиграли бы мы Ляоянский бой? Если бы не германский тротил в снарядах, да их Телефункены, победил бы наш флот у Шантунга? Если бы не германские угольщики, да острова, удивили бы Мир под Осакой адмирал Беклемишев да бесстрашный Коломейцов? Если бы не американские моторы, сотворили бы чудо в Сасебо наши герои-катерники?