Загадка XIV века

«Фламандцы начали роптать на действия Якоба», — писал хронист XIV столетия, и когда Артевельде однажды ехал по Генту, «убежденный в своем величии», вокруг него стала собираться толпа, не отстававшая от него и громогласно требовавшая отчета о расходовании государственных денег. Добравшись до дома, перепуганный Артевельде закрыл ворота, двери и окна, чтобы не слышать хор негодующих голосов. Наконец, «смирившись», он подошел к одному из окон и, открыв его, дал обещание, что на следующий день предоставит полный отчет о произведенных им тратах за все девять лет правления. Толпу его обещание не устроило. Все, как один, закричали: «Выйди сейчас же к нам и незамедлительно отчитайся за потраченные тобой казенные деньги». Испугавшись, Артевельде закрыл окно и попытался улизнуть из дома через заднюю дверь, чтобы укрыться в церкви. Скрыться Артевельде не удалось. Взломав двери, разъяренная толпа ворвалась в дом и расправилась с ним на месте. Так в июле 1345 года фортуна отвернулась от правителя Фландрии.

После этих событий представители фламандских городов отправились в Англию, чтобы умиротворить Эдуарда III, разгневанного гибелью Артевельде. Уверив английского короля, что они по-прежнему его поддерживают, фламандцы сделали предложение, позволявшее представителю английского королевского дома управлять Фландрией, не лишая наследства законного преемника графа Фландрии. Предложение предусматривало выдать замуж Изабеллу, тринадцатилетнюю дочь Эдуарда, за четырнадцатилетнего Людовика Мальского, находившегося под опекой фламандской общины. Эдуард согласился принять предложение, однако Людовик, как впоследствии выяснилось, хранил верность французскому королю и от брака с английской принцессой категорически отказался. Когда два года спустя Эдуард решил объявить о помолвке своей дочери и Людовика, жених бесследно исчез, что косвенно, но достаточно основательно сказалось на судьбе Ангеррана VII.

Современники Эдуарда III считали его слабым правителем, не в пример французскому королю. Виллани, флорентийский хронист и государственный деятель, называл Эдуарда «il piccolo re d’Ingliterra» («английским малышом»). Весьма сомнительно, что Эдуард III в действительности намеревался завоевать Францию. Средневековые войны между европейскими странами имели конечной целью не завоевание враждебной страны, а захват власти в этой стране путем нанесения ей достаточного ущерба. Если бы Эдуард овладел Гиенью и обосновался во Фландрии и Северной Франции, его цель прийти к власти во Франции уже не показалась бы нереальной.

На войну требовались немалые деньги, и Эдуард III взял кредиты во флорентийских банкирских домах Барди и Перуцци. По свидетельству Виллани, Эдуард получил кредит от шестисот до девятисот тысяч золотых флоринов в банке Барди и от четырехсот до шестисот тысяч золотых флоринов в банкирском доме Перуцци, рассчитывая погасить займы за счет налоговых поступлений от продажи английской шерсти. Однако расплатиться с кредиторами он не сумел, что привело к их банкротству. Банкирский дом Перуцци обанкротился в 1343 году, годом позже пал и банкирский дом Барди, что привело к банкротству третьего флорентийского банкирского дома — Аччаюоли. В результате этих банкротств промышленное производство и торговля пришли в упадок, и когда в 1347 году во Флоренции и Сиене вспыхнул ужасный голод, за которым последовала чумная эпидемия, все эти страшные народные бедствия были расценены как наказание Божье.

Достать на продолжение войны деньги Эдуарду III было немыслимо без решения из состоявшего из представителей трех сословий парламента. В то время европейское средневековое общество подошло к становлению денежной экономики. Если раньше вооруженные силы состояли из людей, ставших солдатами в силу принятого на себя обязательства перед господином и возвращавшихся после краткосрочной службы домой, то теперь набирать солдат в армию приходилось за деньги. Однако к тому времени в государстве, находившемся на стадии становления, еще не сложился систематический способ финансирования военных кампаний. Монарх в поисках денег прибегал к займам, которые был не в состоянии возместить, что вынуждало повышать налоги и обесценивать деньги.

Правда, военные расходы при удачном итоге военных действий в той или иной мере покрывались захваченными у противника ценностями. Кроме того, с успехом практиковался захват пленников с целью получения выкупа. По словам французского историка Жюля Мишле, рыцарская война, как и рыцарская любовь, была double et louche — двойственной и двусмысленной. Практика не соответствовала целям войны. Рыцари шли на войну ради славы, а на самом деле — ради наживы.