Загадка тетрадигитуса

Стараясь всячески увести мысли сына от трагического исчезновения Вареньки, Олег Иванович заглянул на местную почту и приобрёл все свежие газеты, которые только нашлись в этой забытой Богом средиземноморской дыре. Их оказалось всего три: вчерашний вечерний листок, выходящий в Нарбонне, марсельская "Le Petit Marseillais" трёхдневной давности, и неизвестно как оказавшаяся в гостинице апрельский номер "Иллюстрированного Лондонского еженедельника". Самые интересные сведения оказались, как ни странно, в нарбоннском листке: видимо, испытывая дефицит местных новостей, редакция поместила на первую полосу большую статью о европейской политике, изрядная часть которой была посвящена назревающему военному противостоянию Российской и Британской империй. В статье ссылались на телеграммах из Парижа, в которых сообщалось, что два дня назад английский посол в Санкт-Петербурге вручил русскому министру иностранных дел ноту. По сути, ультиматум с "неприемлемыми для чести Российской империи требованиями" – именно так выразился автор. И тут же упоминал о готовящейся к походу британской эскадре под флагом вице-адмирала Джеффри Хорнби, которая больше месяца стоит в Портсмуте и только и ждёт, подобно взятому на сворку волкодаву, команды "Фас"!

Далее следовали пространные рассуждения о составе Королевского Флота, о шансах русских в противостоянии с ним. Заканчивалась статья пространным панегириком бывшему морскому министру Третьей Республики адмиралу Теофилю Обу и прочим теоретикам "Молодой школы", Jeune Ecole, стараниями которых французский флот владеет самой передовой военно-морской теорией в мире, а вскорости пополнится новейшими боевыми кораблями, равным которым нет у флотов прочих морских держав.

К удивлению Олега Ивановича, Иван статьёй заинтересовался. По дороге к холму, на котором высились руины башни Барбароссы, отец с сыном обсуждали смотр флота, на котором Ивану случилось присутствовать в начале миссии в Лондоне, вспомнили подслушанные рассуждения лорда Рэндольфа и первого лорда Адмиралтейства насчёт британского и французского флотов, поговорили о русских кораблях, которые им предстояло увидеть ещё до вечера. И совершенно не удивились, когда в кармане Семёнова зашипела портативная рация – воздухоплавательный крейсер "Змей Горыныч" сообщал, что ложиться в дрейф на траверзе Грюиссана и высылает за группой паровой катер. Олег Иванович извлёк из другого кармана складной двадцатикратный бинокль и они долго шарили по лазурной водной глади, пока не обнаружили торчащие вдали, из-за горизонта мачты.

* * *

– …он обхватил Варю рукой и шагнул вместе с ней в «червоточину». Я хотел прыгнуть за ним, но портал уже стянулся в точку и схлопнулся. – закончил рассказ Иван. – Опоздал секунды на полторы, не больше… И вообще – кто пустил в подземелье девчонок?

Олег Иванович слушал сына, не перебивая. Он мог, конечно, возразить, что Иван и не пытался последовать за Стрейкером – он, как и все остальные, впал от неожиданности в ступор и попросту не реагировал на происходящее.

– Поди, не пусти членов боевых групп "Алеф и Зайн"! – ворчливо ответил он сыну. – Всё боеспособное начальство само полезло в подземелье, Яша со сломанной ногой был далеко. Что до оперативников – то они, во-первых, были заняты сбором убитых и организацией охраны, а во вторых настырные девицы и не подумали бы их слушаться…

Они сидели в кают-компании. "Змея Горыныча", приняв пассажиров на борт, развернулся на зюйд-вест и дал полный ход. Где-то далеко за горизонтом его ожидали "Мономах" и "Рында", а в полутора милях мористее резал воду таранным форштевнем "Адмирал Корнилов", выделенный командиром отряда, капитаном первого ранга Дубасовым в сопровождение. Бронепалубный крейсер был построен по французскому проекту в Сен-Назере, в Бретани, и спущен на воду полтора года назад. После доделочных работ и ходовых испытаний осенью прошлого, 1888-го года "Корнилов" прибыл в Кронштадт. Там на него установили артиллерию – как раз вовремя, чтобы включить крейсер в отряд, отправляющийся на Средиземное море. Сейчас он шёл на почти предельных для своих механизмов семнадцати узлах, едва поспевая за "Змеем Горынычем" – бывший трансатлантик при необходимости мог, не слишком напрягаясь, выдать и девятнадцать.

– Вообще-то нам уже случалось застревать в "червоточине". – заметил Ярослав. – И выбрались, как видите! Правда, Ромка… то есть поручик Смольский после того происшествия до сих пор в коме.

Ярослав имел в виду путешествие через "червоточину", когда из-за ошибки с "искалкой" их занесло то ли в чужой мир, то ли на чужую планету – и там ввязались в перестрелку с её четырёхпалыми обитателями. Результатом как раз и стала загадочная кома, в которой и пребывал после попадания лилового луча Роман Смольский.[28]