Загадка Ситтафорда. Почему не Эванс?

– Ну разумеется. И все же я жалею, что не упомянул об этом. Понимаешь, я сказал, что он вообще ничего не говорил.

– В принципе, это одно и то же, – сказала Фрэнки. – То есть он не говорил ничего вроде: «Скажите Глэдис, что я всегда любил ее», или: «Завещание лежит в бюро орехового дерева», или каких-нибудь других соответствующих случаю Последних Слов, которые можно встретить в книгах.

– Ты считаешь, не стоит писать им об этом?

– Я бы не стала. Это не суть важно.

– Пожалуй, ты права, – сказал Бобби и с новыми силами занялся игрой.

Но это дело не шло у него из головы. Пустячок, а свербит где-то. Бобби было неуютно. Фрэнки наверняка рассудила все правильно и разумно: все это ерунда. Но совесть продолжала потихоньку грызть его. Ведь он заявил, что усопший ничего не сказал перед смертью, а это была неправда. Может, это банально и глупо, но Бобби испытывал неловкость.

Наконец тем же вечером, поддавшись порыву, он сел и написал мистеру Кеймену:

«Уважаемый мистер Кеймен, я сейчас вспомнил, что ваш свояк действительно сказал кое-что перед смертью. По-моему, точные его слова были: «Почему не Эванс?» Приношу свои извинения за то, что не упомянул об этом утром, но в то время я не придавал значения этим словам, вследствие чего, наверное, они и вылетели у меня из головы. С уважением Роберт Джонс».

Через день он получил ответ.

«Дорогой мистер Джонс, – писал Кеймен. – Ваше письмо от 6-го сего месяца получил. Большое спасибо, что с такой точностью повторили последние слова моего свояка, несмотря на их тривиальный характер. Однако моя жена надеялась, что ее брат, возможно, оставил ей какое-нибудь последнее сообщение. Тем не менее спасибо за вашу совестливость. С уважением Лео Кеймен».

Бобби почувствовал себя оплеванным.

Глава 6 КОНЕЦ ПИКНИКА

На другой день Бобби получил письмо совершенно иного характера: «Все устроено, старина, – писал Бэджер как курица лапой, что нисколько не делало чести той дорогой частной школе, в которой он получил образование. – Вчера за 15 фунтов приобрел пять машин – «Остин», два «Морриса» и пару «Роверов». Сейчас они не на ходу, но, я думаю, мы сумеем их как следует подштопать. Черт побери, машина, в конце концов, она машина и есть. Лишь бы довезла без поломки покупателя до дому, на большее никто и не рассчитывает. Я думал открыть гараж на следующей неделе в понедельник, и я полагаюсь на тебя, так что смотри меня не подведи, ладно? Должен сказать, старая тетушка Кэрри оказалась молодчиной. Я однажды разбил окно ее дряхлому соседу, который грубо обращался с ее кошками, из-за чего она очень переживала. Присылала мне по пятерке на каждое Рождество, а теперь вот это. Мы непременно преуспеем. Это дело – верняк! Я хочу сказать, машина, в конце концов, есть машина. Их можно брать почти задаром. Чуток подкрасить, а дурак, он ведь больше ни на что и не смотрит. Дело пойдет блестяще. Смотри не забудь. В понедельник через неделю. Всегда твой Бэджер».

Бобби сообщил отцу, что в понедельник на следующей неделе едет в Лондон и приступает к работе. Рассказ об этой работе не вызвал у викария ничего похожего на воодушевление. Надо сказать, что в прошлом ему доводилось встречаться с Бэджером Биденом. Он просто прочел Бобби пространное нравоучение о том, что надо избегать опрометчивых обещаний. Поскольку он не был специалистом ни в денежных делах, ни в предпринимательстве, его советы в техническом плане были туманны, но в их смысле нельзя было ошибиться.

В среду на той же неделе Бобби получил еще одно письмо. Адрес был написан каким-то наклонным иностранным почерком, а содержание письма несколько удивило молодого человека. Письмо пришло от фирмы Энрикеса и Далло в Буэнос-Айресе. Коротко говоря, в нем фирма предлагала Бобби работу с окладом тысяча фунтов в год.

Минуту или две молодому человеку казалось, что это сон. Тысяча в год. Он перечитал письмо более внимательно. Там упоминалось, что они предпочитают человека, служившего на флоте. Говорилось, что Бобби порекомендовал один человек (кто именно, неизвестно), что соглашаться надо немедленно и что Бобби должен быть готов отправиться в Буэнос-Айрес в течение недели.

– Ну, черт меня дери, – произнес Бобби, в несколько неудачной форме давая выход своим чувствам.

– Бобби!

– Прости, пап. Я забыл, что ты здесь.

Мистер Джонс прокашлялся.

– Я хотел бы напомнить тебе…

Бобби чувствовал, что этого процесса – обычно долгого – надо избежать любой ценой. Он добился своей цели простым заявлением:

– Кто-то предложил мне тысячу в год.

Викарий так и остался сидеть с раскрытым ртом, лишившись дара речи.

«Слава богу, отвлек его», – с удовлетворением подумал Бобби.

– Дорогой мой Бобби, правильно ли я тебя понял? Кто-то предложил тебе тысячу в год? Тысячу?

– Да, пап, – сказал Бобби. – Вот так вот: одним ударом – и в лунку.

– Этого не может быть, – сказал викарий.

Бобби не обидело это откровенное неверие. Его оценка собственных способностей в деньгах мало расходилась с оценкой отца.

– Они, должно быть, набитые дураки, – чистосердечно сказал он.

– Кто… э… эти люди?