— Вовсе нет. — Д’Аверк взглянул на вечернее небо и оглядел лагерь. Небо потемнело, а воины укладывались спать. Движения стало гораздо меньше. На стенах города воины становились подле столбцов башен, готовые оказать сопротивление врагу, которому, если не считать Камарга, никто не мог сопротивляться. — Вовсе нет, — повторил Д’Аверк как бы про себя. — Но я был бы спокойнее, если бы…
— Если бы что?
— Пойду, прогуляюсь немного по лагерю, посмотрю, какие услышу сплетни.
— Стоит ли? Кроме того, если к нам подойдут другие солдаты из Ордена Кабана, мы не сможем поговорить с ними.
— Я ненадолго. Укройтесь пока в палатке.
Хокмун хотел остановить Д’Аверка, но не знал, как это сделать, не привлекая внимания посторонних. Он следил, как Д’Аверк шагает по лагерю.
И в этот момент голос за его спиной произнес:
— Хорошая тут у вас колбаса, братья?
Хокмун обернулся. Спрашивал воин в маске Волка.
— Ничего, — спокойно ответил Оладан. — Хочешь попробовать? — Он отрезал кусок колбасы и протянул солдату в волчьей маске.
Солдат отвернулся, поднял маску и сунул кусок в рот, опустил маску и вновь повернулся к ним.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Я много дней путешествовал и почти ничего не ел. Наш командир здорово гонит. Мы только что прибыли. Мчались быстрей, чем летучий француз. — Он засмеялся. — Всю дорогу от самого Прованса.
— Из Прованса? — невольно переспросил Хокмун.
— Да. Бывал там?
— Пару раз. Мы уже взяли Камарг?
— Да, считай что взяли. Командир думает, что это дело нескольких дней. Практически у них нет руководителя, провизия на исходе. Оружие, что у них было, убило миллион наших, но уже не убьет много других. Раньше мы проскачем по их трупам.
— А что случилось с графом Брассом, их руководителем?
— Убит или, как я слыхал, ничем не лучше покойника. Их боевой дух с каждым днем падает. К тому времени, как мы туда вернемся, я думаю, все будет кончено. Буду только рад. Я застрял там на много месяцев. Это — первая перемена обстановки с тех пор, как мы начали эту проклятую кампанию. Спасибо за колбасу, братья! Хороших убийств завтра!
Хокмун смотрел, как солдат-Волк ушел в темноту, освещаемый светом лагерных костров. Он вздохнул и вошел в палатку.
— Ты слышала? — спросил он Ийссельду.
— Слышала. — Она сняла шлем и поножи и расчесывала волосы. — Мой отец, кажется, еще жив. — Она говорила очень сдержанным тоном, но Хокмун даже в темноте палатки различал слезы на ее глазах.
— Не бойся, Ийссельда, — сказал он, взяв ее лицо в ладони. — Еще несколько дней, и мы будем рядом с ним.
— Если только успеем застать его живым.
— Он нас ждет и будет жить.
Потом Хокмун вышел из палатки, Оладан сидел у затухающего костра, обхватив руками колени.
— Д’Аверк слишком долго гуляет, — сказал он.
— Да, — сдержанно согласился Хокмун, глядя на далекие стены города. — Хотелось бы знать, не попал ли он в беду.
— Скорее всего бросил нас. — Оладан оборвал фразу, когда из темноты появилось несколько фигур.
С остановившимся дыханием Хокмун понял, что это воины в масках Кабанов.
— Быстро в палатку, — шепнул он Оладану.
Но было уже поздно. Один из Кабанов заговорил с Хокмуном, обратившись к нему на хрюкающем тайном языке Ордена. Хокмун кивнул и поднял руку, словно отвечая на приветствие, надеясь, что речь Кабана была лишь приветствием, но тон Кабана стал более настойчивым. Хокмун попытался скрыться в палатке, но его задержали.
Кабан снова заговорил. Хокмун закашлялся, притворяясь больным и показывая на свое горло. Но тогда Кабан сказал:
— Я спросил тебя, брат, не выпьешь ли ты с нами. Сними маску!
Хокмун знал, что ни один член любого Ордена не станет требовать от другого снять маску, если только он не подозревает, что тот носит ее незаконно. Он шагнул назад и выхватил меч.
— Сожалею, что не хочу пить с тобой, брат, но буду счастлив сразиться с тобой.
С мечом наготове рядом с ним встал Оладан.
— Кто вы? — прорычал Кабан. — Почему носите доспехи другого Ордена? Какой смысл в этом?
Хокмун откинул забрало своего шлема, открыв свое бледное лицо и Черный Камень во лбу.
— Я — Хокмун, — просто произнес он и напал на пораженных солдат.
Они отняли жизнь у пяти солдат Гранбретани, прежде чем шум схватки привлек внимание всего лагеря. Галопом примчались всадники. Вокруг себя Хокмун слышал крики и гул голосов. Рука его поднималась и падала в темноте давки, пока в нее не вцепилась добрая дюжина рук, и он почувствовал, что его одолевают. Древко копья попало в его шею, он упал в грязь.
Оглушенного, его подняли и подтащили к высокой фигуре, сидевшей на лошади на некотором расстоянии от основной массы солдат. Маска его была поднята, и Хокмун имел возможность разглядеть его.
— А, приятная встреча, герцог Кельнский, — произнес глухой музыкальный голос всадника, мгновенно узнанный Хокмуном, но он никак не мог в это поверить. — Мое долгое путешествие оказалось не напрасным, — продолжал он, оборачиваясь к своему спутнику, тоже сидевшему на лошади.
— Я рад, милорд, — отвечал тот. — Надеюсь, теперь я восстановлю свое доброе имя в глазах Короля-Императора?