Загадка последнего Сфинкса

Астра не сводила с картины глаз, замечая все новые и новые подробности: летящие открытые мазки, прозрачность и чистоту красок, густые тени, легкую шелковистость локонов женщины, внутреннее свечение ее тела, атласный блеск кожи, мягкие завитки лобка… А что это над ним? Бабочка?

Астра сделала шаг вперед и наклонилась. Никакой ошибки! Над золотом лобка расправила пестрые крылья большая бабочка. Интересный художественный прием…

— Мне не показалось? — спросила она. — Это бабочка?

— Бражник, — объяснил Домнин. — У модели здесь татуировка… я решил сохранить ее. Пусть все будет как в натуре.

— Татуировка? — еще больше удивилась Астра.

— Ну да, бабочка семейства бражников. У нее характерный вид.

— Значит, образ золотой богини создан не вашим воображением? Вы писали ее с натуры?

— Конечно! А о чем же я вам толкую? Чтобы заполучить такую натурщицу, я разыграл сцену в жанре ужастика и напугал ее до смерти. Надеюсь, ради этого шедевра она меня простит… потом, когда ей будут рукоплескать и поклоняться. Знаете ли, вибрации страха заставляют тело и душу трепетать, придают особую выразительность движениям, дыханию, порождают внутреннюю дрожь, от которой звенит каждая клеточка. Вибрация — это стержень образа! Не краски, не сюжет и даже не мастерство живописца. Именно вибрация! Страх смерти обостряет чувственность до предела, заставляет ее извергаться… Вы когда-нибудь наблюдали извержение вулкана? Хочется смотреть, не отрываясь. Человека необъяснимо влечет к опасности и смерти. Эрос и Танатос неразлучны! Почему мужчин во все времена привлекали роковые женщины? Все тот же страх, который превращает обычные ощущения в огненную бурю.

— Танатос — это…

– Смерть , вы правильно подумали. — Домнин вздохнул и развел руками. — Не принимайте меня за маньяка. Натурщица ушла отсюда живая и здоровая. Я всего лишь запечатлел ее на этом холсте. Вы первая его увидели. Это Мандрагоровая дама… Афродита, рожденная не из пены морской, а из тьмы и света… Я хочу еще кое-что подправить, прежде чем выставить работу на суд публики. Да и название пока не созрело. Возможно, я дам ей имя «Даная», возможно, какое-то другое.

Он бережно, как живую, накрыл золотоволосую красавицу тканью, спрятал от чужих глаз.

— Перерыв окончен. Нам пора браться за дело.

Астра уселась на свое место, художник встал у мольберта, провел пару линий, хмыкнул.

— Вы попали в точку насчет Рембрандта. Он ведь тоже писал Данаю…

— А Кипренский?

— Не припоминаю. Кстати, в Риме с Кипренским произошла зловещая и загадочная история. Хотите, расскажу? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Под влиянием Вечного города Кипренский задумал написать картину «Анакреонтова гробница» и долго подбирал натурщицу, красивую черноволосую итальянку. Наконец его поиски увенчались успехом. Кипренский начал рисовать, но одним солнечным утром женщину обнаружили мертвой. Кто-то накрыл ее холстом, облил скипидаром и поджег. Вскоре заболел и умер слуга Кипренского. Расследование зашло в тупик. Художник утверждал, что натурщицу убил слуга, а слугу допросить было, как вы понимаете, невозможно. О Кипренском поползли злые слухи. Жители города открыто говорили, что с натурщицей расправился художник, а не слуга. Друзья отвернулись от него, соседи шептались за его спиной… Пришлось уезжать в Париж, оттуда обратно в Россию, в Петербург.

Домнин замолчал и сосредоточился на работе. Астра обдумывала историю о Кипренском и убитой натурщице.

— Что же, истина так и не была установлена? — спросила она.

— Кажется, нет. Легче всего обвинить художника, приписать ему любое злодейство. Ведь гениальность сродни безумию. Ни для кого не секрет, что люди искусства особенно подвержены дурным страстям: они то переживают лихорадочный подъем, то впадают в депрессию, то пьют или принимают наркотики, то стреляются. Вспомните Модильяни, Хемингуэя, Мэрилин Монро…

— Печальный перечень. Но зачем было Кипренскому убивать женщину, которая ему позировала?

— Во-первых, неизвестно, кто лишил жизни красавицу-итальянку. Во-вторых, творчество — сплошная метафизика и непредсказуемость. Мало ли кем вообразил себя художник во время сеанса и кого увидел в натурщице! — Домнин сделал выразительный жест рукой и улыбнулся Астре. — Я вас испугаю своей болтовней, и вы больше не придете.

— Вы же не Кипренский, — поежилась она.

— Надеюсь! Ну… наше время подходит к концу. Извините, — сухо произнес он, — начальный вариант портрета я не показываю… Это не в моих правилах.

Астра скорчила расстроенную мину.

— Так и быть, в следующий раз вы сможете удовлетворить свое любопытство, — смягчился художник.

И тут в ее уме молнией вспыхнула догадка.

— Меня мучает вопрос: кто послужил моделью золотоволосой Афродиты? — с мольбой произнесла она. — Не смогу уснуть, если вы не скажете.

Домнин понимающе кивнул.

— Я бы тоже не смог. В общем, секрета нет, невольной натурщицей послужила моя… родственница. Александрина, вдова моего отца.

«Родной матерью она ему быть никак не может, — сразу сообразила Астра. — Слишком молода. Выходит… мачеха?»