Загадка последнего Сфинкса

— Я нескромен. Мои картины некоторые критики называют порнографией. И скидок я не делаю. Даже если портрет не понравится, денег вы назад не получите.

— Ваша цена?

Наконец Домнин сдался. За срочность он увеличил гонорар в полтора раза. Заказчик не торговался.

— Лучше, чтобы ваша дочь сама позировала, — заявил живописец. — Сколько ей лет?

— Двадцать девять.

— Прекрасный возраст! Я буду назначать время сеансов, как мне удобно. Пусть подстраивается.

«Он несносен, — молча негодовал отец Астры. — Наглый, самоуверенный тип!»

— Хорошо, — сжав зубы, согласился он.

Астра отправилась на первый сеанс, сгорая от любопытства. Каким он окажется, экстравагантный, эпатажный художник? Вопреки ожиданиям и мастерская, и сам Игорь Домнин имели вполне пристойный вид.

Помещение, где маэстро кисти творил свои шедевры, было забито неоконченными картинами, эскизами, подрамниками, окрашенными под бронзу и золото багетами, разной бутафорией, завешано гобеленами, тяжелыми пышными драпировками всевозможных оттенков, легчайшими шелковыми тканями, парчой и атласом. Вдоль стен громоздились стеллажи и диваны с множеством подушечек. Пестрота красок, низко свисающие лампы из цветного стекла, коллекция кальянов, огромные медные подносы и мельхиоровые кувшины придавали комнате восточный колорит.

В середине, куда падал дневной свет, на мольберте стоял в ожидании загрунтованный холст.

Сам художник при среднем росте обладал в меру развитым поджарым телом, гордо посаженной головой, правильными чертами лица и повадками вельможи. В его походке, жестах сквозили сила и грация. Рабочая одежда — джинсы и синий пуловер — смотрелась на нем как парадный костюм.

— Ну-с, приступим? — галантно поклонился хозяин мастерской. — Садитесь вот тут, примите непринужденную позу, а я буду ловить вдохновение. Кем вы себя видите на портрете?

— Я? — растерялась Астра.

В ее голове теснились мысли об опасности, грозящей мужу Инги. Убийца уже вышел на охоту, а она в полнейшем неведении относительно его планов. Не успела она подумать о нем, как ее взгляд упал на стеллажную полку. Там, полускрытый резной ширмой, блестел головным убором фараона свежевыкрашенный… сфинкс. Стараясь не выдать себя, Астра указала на него рукой.

— Может, что-нибудь египетское…

— Клеопатра? Нефертити? — усмехнулся Домнин. — Хатшепсут? У вас не тот типаж. Не изобразить ли вас… султанской наложницей? Или, к примеру, Дианой, выходящей из грота?

— Я хочу с той статуей… — капризно протянула она.

Художник наклонил голову, подбоченился, прикидывая, будет ли сочетаться внешность модели со сфинксом.

— Неудачный выбор, — скривился он. — Мой друг скульптор Маслов прислал этого гипсового льва с человеческим лицом в подарок. На память о студенческих годах. Мы с детства знакомы, потом вместе учились в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде. Набережную Невы у бывшей Академии художеств украшают как раз такие сфинксы. Он решил, что мне будет приятно. Чудак!

— Он вам не нравится?

— Это чудище? Грубая работа… Я выкрасил его в золотой цвет, но изъяны все равно заметны. Зачем нам сей дешевый антураж? Вам не пойдет. Я бы вас изобразил… — Домнин отступил несколько шагов назад, меняя ракурс. — Впрочем, начну, а потом увидим.

Астра открыла рот спорить и передумала. Не стоит обострять отношения. Мастеру виднее, а ей все равно.

— Мне сидеть неподвижно?

— Что вы? Я не обрекаю красивых женщин на такую пытку, — балагурил Домнин, принимаясь за работу. — Двигайтесь, разговаривайте, поправляйте волосы, только не вставайте. Через сорок минут сделаем перерыв. Час, как показывает опыт, вытерпеть трудновато.

Он делал свое дело, развлекая Астру непрерывной болтовней и охотно отвечая на вопросы.

— Вы любите писать портреты?

— В общем, да. У меня есть и пейзажи, и жанровые полотна, но портреты — моя страсть. Где еще можно так выразить характер человека, его внутреннюю суть? Знаете, каждой эмоции присущи свои краски, каждому чувству — свой неповторимый оттенок. Если бы не великие художники прошлого, как бы мы смогли взглянуть на лица их современников — королей, придворных дам, министров, героев, святых, крестьянок и солдат? Они оставили нам целую галерею живых образов…

— Вас называют «новым Климтом», — сказала Астра. — Почему не «новым Кипренским» или «новым Рембрандтом»?

Домнин развеселился.

— М-м-м… сравнивать меня с Рембрандтом? Слишком большая честь. Его картины погружены во тьму, а лица и фигуры будто выхвачены лучом света… Они выступают из мглы веков, желая поведать нам нечто сокровенное. Великий Рембрандт — философ и пророк, а я — хулиган. Я пишу по-другому, — он повел в воздухе кусочком графита, которым делал набросок. — Что касается Кипренского… Ранние его работы были хороши, не спорю, но потом он пошел на поводу у золотого тельца, начал угождать публике и выдохся. В его полотна вкралась слащавость, мазок стал зализанным. Впрочем, негоже критиковать того, кто уже предстал перед судьей небесным.

— Но почему все же Климт? Вы ему подражаете?