– Разве вам не передали мой приказ не стрелять? – вмешался в разговор подполковник, от которого почему-то сильно воняло чесноком.
– У меня после последнего купанья осталась вода в правом ухе – с явной издёвкой пожаловался Лаптев. – Так что я просто не расслышал слова соседа справа.
– Это не оправдание! Как руководитель военной части экспедиции я беру вас под арест за неисполнение приказа.
– Не имеешь права! – взвился Лаптев. – Я комиссар! Надо мною начальников нет!
– Взять его! – игнорируя слова комиссара, велел двум бойцам подполковник. Глаза Ягелло странно блестели, а движение его были слишком размашисты.
И тут Гранит выкинул очередной свой фортель: перехватив винтовку поудобней, он угрожающе – наклонив голову и подавшись корпусом вперёд, – двинулся на направившихся к нему красноармейцев.
– А ну назад, рожи! А то заколю!
Солдаты озадаченно остановились, затем испуганно попятились от нацеленного на них штыка.
Ягелло решил проблему с федфебельской простотой. Не тратя времени на убеждения, он быстрым шагом подошёл к Лукову, точным движением левой руки отбросил штык его винтовки в сторону, и ударил справа комиссара в подбородок, послав его на землю. Назначенным в конвоиры красноармейцам оставалось только обезоружить и связать нокаутированного арестанта.
– К сожалению, другого способа быстро излечить «психического» в военное время нет, – стягивая перчатку с руки, с нетипичной для себя развязанностью пояснил Ягелло.
После этого крайне неприятного эпизода Одиссей отправился посмотреть, как обстоят дела в импровизированном полевом госпитале. Взявшая на себя обязанности санитара Кира занималась ранеными. Захватив из лагеря фляжку спирта и марганцовку, молодая женщина ещё под пулями начала оказывать помощь первым из них. С помощью этих нехитрых средств женщина обрабатывала раны. Из-за дефицита перевязочных материалов на бинты шли нательные рубашки. Кира рвала их на полосы и кипятила в котелке над костром. Ей помогал солдат-таджик. Добровольный ассистент кипятил на костре железную коробку с хирургическим инструментом.
Глядя на то, с каким искренним милосердием Кира старается облегчить страдания раненых, как профессионально и твёрдо помогает самым тяжёлым, как ловко у неё всё получается, Одиссей думал о том, что ещё не встречал женщины прекрасней и мужественней…
Уходить от колодца не хотелось, ибо неизвестно повезёт ли со следующим. Но так как вечно оставаться тут они не могли, было решено заполнить все пригодные для перевозки воды ёмкости. К Одиссею, сильно прихрамывая, подошёл археолог.
– Я ранен в ногу! – с растерянной улыбкой продемонстрировал он перевязанную ниже колена конечность. К счастью, ранение археолога оказалось лёгким – пуля лишь коснулась его и унеслась прочь. Кира уже обработала его рану. Однако Кенингсон почему-то настойчиво и удручённо именовал себя «пулесобирателем».
Больше ничего серьёзного в этот день не произошло.
Следующие двое суток отряд продвигался к горам. Правда, шли они не по прямой, а снова – от колодца к колодцу. Только больше им уже не удавалось опережать бандитов – те успевали сделать своё чёрное дело и уйти. Теперь уже было ясно, что это дело рук одноглазого басмача и его шайки. Ягелло даже пробовал с пятёркой отборных бойцов выдвигаться вперёд, но такая тактика не сработала. Экспедиция лишь потеряла ещё двух человек, когда разведка напоролась на засаду. В результате и без того сильно поредевший после недавнего боя возле колодца экспедиционный конвой сократился всего до дюжины полноценных штыков. Зато раненых и больных становилось всё больше.
Глава 67
Ночью неизвестный вспорол ножом несколько бурдюков с водой. Молодой солдат признался, что заснул на посту.
– В военное время за такое положен расстрел. Другого способа поддерживать дисциплину у нижних чинов я не вижу – жёстко заявил Ягелло.
Естественно Лукову, как потомственному московскому интеллигенту была омерзительна даже мысль о подобных способах поддержания порядка. У него до сих пор лежал камень на душе из-за того, что он не успел предотвратить расстрел Мануйловым двух мародёров.
– Не слишком ли вы круты с людьми, Янус Петрович? – спросил офицера Луков.
– Я не собираюсь менять свои взгляды и привычки, – раздражённо заявил Ягелло, то вынимая из кармана брюк носовой платок, то пряча обратно. – Я, например, так считаю: если офицер не строг с солдатами, то он либо боится их, либо самого себя и, следовательно, во всяком случае – трус. Я не могу отступить там, где обязан стоять во всеоружии. И требовать от меня…
– Никто от вас ровно ничего не требует – примеряюще произнёс Луков. – Поверьте, я уважаю вас! Но может быть мы всё-таки не будем принимать крайние меры?
Ягелло жёстко усмехнулся.
– Предлагаете потакать разгильдяйству?
Одиссей тяжко вздохнул. Он чувствовал в офицере неослабевающую твердость. Ягелло был уверен в своей правоте и намеревался расстрелять виновного. И всё же Одиссей попросил:
– Господин подполковник, я очень прошу вас на время экспедиции ввести марроторий на смертную казнь.