Загадка Идола

Павел Игнатьевич вытащил из-под раскладушки громоздкий термос. Разлил исходящую паром жидкость в кружки.

Почти кипяток.

- Понимаете, эти два письма поначалу обернулись для меня трагедией: два разных, несомненно, очень занятых человека прочли мое письмо - между прочим, походя! - затем скомпоновали собранные мною факты. И каждый пошел своим путем. Вы, Никифор Антонович, привлекли тогда археологию, историю, нумизматику, глиптику *. Лев Николаевич - геологию, географию, историю, этнографию **, филологию, И оба пришли к одному выводу! "Почему это удалось им, - думал я, - и не удалось мне?" Было отчего прийти в отчаяние!

Но я примирился. Нужно мириться, ибо природа неодинаковыми дарами награждает детей своих!.. И тогда у меня возникло восхищение изяществом мысли этих двух людей, их умственной широтой, точностью их умозаключений. С тех пор, Никифор Антонович, я избрал вас своим консультантом. Это естественно. Вы мне ближе, вы - мой учитель. Был, честно говоря, и корыстный мотив в моем выборе: Преображенский - известный археолог и историк. А Гурилева еще мало кто знает, его голос могут и не услышать, хотя внутренне он импонировал мне больше, чем вы, Никифор Антонович!

Моя расчетливость - вот что сейчас угнетает меня! Мой практический эгоизм... Решайте, Никифор Антонович: как нам работать дальше? Ваше право судить меня. Все должно быть честно. Я все сказал.

* Глиптика - искусство резьбы по камню.

** Этнография - народоведение.

- Павел Игнатьевич! - в тревоге закричал Никифор Антонович, глядя на раскрасневшееся лицо Введенского. - Господи, как вы себя выворачиваете! Да где же здесь расчетливость, где эгоизм? У вас горькое осознание предела своих возможностей? Так ведь и это - неправда! Милая вы душа человеческая! Да что вы впотьмах блуждаете? Зачем такое самоуничижение? Я вам сразу укажу ошибку в ваших рассуждениях! Вы же сами прекрасно знаете, что постановка вопроса, постановка проблемы в науке, - тот самый краеугольный камень, тот фундамент, на котором зиждется конструкция любой гипотезы, любого исследования. Поймите, никогда, до ваших писем, я не встречал более четкой, ясной и разумной постановки вопроса! С устремлением на будущее!

Здесь вы - мастер. Это не комплимент, Павел Игнатьевич.

С какой стати мне льстить вам? Ваши письма ко мне - конкретное подтверждение моих слов. Ваш подбор фактов - это как раз осмысление, постановка проблемы. Это как раз то самое, что скрепляет факты-камешки цементом мысли! Вы знаете где, как искать факты, каким рбразом их сгруппировать, чтобы появилась проблема. Вы - царь фактов! Да ведь ваш кадастр* ученых - живое тому свидетельство!

Введенский вытер платком лицо. Долго молчавший Лев Николаевич глуховато покашливал.

- Можно теперь и мне сказать несколько слов? Я прослушал вашу исповедь, Павел Игнатьевич. После вашего первого письма с самым искренним вниманием я слежу за вашими среднеазиатскими передвижениями по тем редким вашим заметкам и статьям в хронологических журналах. Ей-богу, я ждал, что вы все-таки напишите мне. Самому неудобно было навязываться. И просто удивительная случайность, что Владимир Афанасьевич Окаев показал мне письмо о ваших каиндинских раскопках. Да, то самое письмо, которое передал ему Никифор Антонович в поисках геолога. Я сказал профессору Окаеву, что меня интересуют работы Введенского

* Кадастр - список лиц.

ведь я историк и геолог... Но, ко всеобщему удовольствию, круг наших признаний, видимо, должен замкнуться. Ну что ж! Гурилев усмехнулся. - По мнению Никифора Антоновича это скорее плохо, чем хорошо. Нет пространства для допусков. Или это хорошо, потому что плохо: загадку идола мы еще не расшифровали.

Гурилев встал, торжественно протягивая ру*у Павлу Игнатьевичу:

- Никифор Антонович прав! Я тоже преклоняю голову перед вашим великим даром обнажать истину правильной постановкой вопроса. Впрочем, давайте больше не будем рассуждать о вашем неоспоримом достоинстве. Давайте обратимся к нашей непосредственной задаче, - Гурилев многозначительно посмотрел на Никифора Антоновича. - К загадке идола № 17.

ВОКРУГ УЛЫБАЮЩЕГОСЯ ИДОЛА

По словам Мамата, проводника и сторожа, скоро должны были начаться юго-западные ветры, приносящие сначала пыль Такламаканской пустыни ("Нельзя дышать, надо прятаться, воздуха нет, только белая пыль", - переводил с киргизского шурфовщик Карпыч), а потом дождевые тучи с градом. Все торопились, работая с раннего утра до позднего вечера.

В осуществление гипотезы тройственной связи: идол - Вероника - Преображенский Павел Игнатьевич вообще отстранил Веронику от камеральных работ. И она, всегда такая щепетильная в вопросах своей деловой занятости, как будто с радостью согласилась на видимое для всех безделье.

Работы по раскопке идола № 17 шли полным ходом. Каменный обелиск окапывали ямой поперечником метров в десять. Но гранитный корень, который венчался прямогубой маской, расширяясь, уходил все глубже, как будто был частью интрузива.

Но что происходило с Вероникой? Она осунулась, щеки ее поблекли, как будто идол слизнул с них румянец.