Очевидно, Барнс выбрал неудачное время для визита. Ларионов был болен в течение нескольких месяцев, и Наталья Гончарова была явно не расположена говорить с американским гостем. Барнс, с присущей ему дотошностью, рассматривал работы, подносил их к свету, смотрел через слегка сжатый кулак, отложил несколько работ для покупки.
Как вдруг он увидел, как он говорил позже, «что-то совершенно потрясающее». Это была небольшая ширма, расписанная Гончаровой. Барнс спросил, сколько она хочет за эту работу. Гончарова ответила, что это ее подарок мужу, и работа не продается.
Пожалуй, это был первый случай в жизни Барнса, когда ему отказали в продаже. Он внимательно посмотрел на Гончарову и увеличил цену вдвое. Результат – тот же.
Супруги в то время очень нуждались в деньгах. Михаил был болен, не мог работать, их небольшие сбережения ушли на лекарства и врачей. Барнс продолжал настаивать, но гордость художницы взяла верх. Наталья все время повторяла: работа сделана для мужа, она не продается. Барнс не уступал, он предложил заоблачную цену. Напряжение достигло предела, Ларионов не смог этого выдержать, он выбежал из комнаты. Барнс продолжал поднимать цену до тех пор, пока Наталья Гончарова просто не вытолкала его из мастерской.
Раздосадованный неудачей в мастерской Гончаровой, Барнс встретился с Жаком Липшицем, с которым он сотрудничал в течение нескольких лет. Они подружились, насколько это слово было применительно к Барнсу, и Липшиц позволил себе дать несколько советов доктору относительно приобретения произведений искусства. Барнс приобретал не только живопись – он увлекался ранним африканским искусством, покупал старинные ювелирные изделия, словом все, что представляло художественную ценность.
Липшиц, скромный и деликатный человек, никогда не злоупотреблял дружбой с Барнсом, не предлагал ему своих работ и не протежировал других художников.
Жак знал непростой характер «американца», как звали Барнса в Париже, и дорожил своей репутацией. Однако у Липшица были близкие друзья, которым он просто не мог отказать. Жена художника была больна и нуждалась в срочной операции. Это был вопрос жизни и смерти. Художник спросил Липшица – сможет ли он попросить Барнса посмотреть его работы? Если Барнс откажется, что же, так тому и быть, но если «американец» купит хоть один холст – это спасет жизнь его жене.
Липшиц был в весьма затруднительном положении: он не хотел отказывать лучшему другу, жена которого была тяжело больна, и не мог просить Барнса об одолжении, зная его сложный характер.
Когда на следующий день он встретился с Барнсом, то решился сказать ему о своем друге-художнике. Барнс задал единственный вопрос: «Он хороший художник?» «Он честный художник», – ответил Липшиц. Этот ответ возмутил Барнса, он моментально вскипел: «Ты же знаешь что такое хороший художник». Липшиц дипломатично ответил, что его картины не испортят коллекцию.
Тогда Барнс упрекнул Липшица в том, что он хочет использовать их добрые отношения для улаживания каких-то своих дел. Тут наступила очередь Липшица сердито ответить, что он никогда не пользовался привилегиями их дружбы. Они расстались, крайне недовольные друг другом. Барнс, в конце концов, согласился взглянуть на работы художника.
На следующее утро, ровно в десять часов утра, Барнс пришел в студию Липшица. Скульптор расположил холсты поближе к свету, поставив на каждый из них цену. Он отошел в сторону, дав Барнсу возможность самостоятельно принять решение. Молча посмотрев каждый из холстов, Барнс отобрал два, протянул Липшицу четыре тысячи франков (двести долларов) и, не сказав ни слова, вышел из мастерской. На следующий день он отбыл домой. Липшиц был доволен результатом – четыре тысячи франков позволили сделать операцию жене его друга, ее жизнь была вне опасности.
Спустя полгода Барнс опять был в Париже. На этот раз он не предупредил Липшица о своем приезде, как это бывало раньше. Липшиц узнал о том, что «американец» в городе, от общих знакомых.
Однако перед самым отъездом домой Барнс появился у Липшица. Он буквально ворвался в его мастерскую без предупреждения и закричал с порога: «Я никогда не прощу тебе то, что ты сделал! Ты заставил меня поступиться моими принципами – я не соединяю искусство с филантропией! Я не желаю тебя больше знать!» – и выбежал вон.
«КОЛЛЕКЦИЯ – МОЯ ЖИЗНЬ»
Коллекция разрасталась. «Она перерастает меня, я иногда не знаю, что с ней делать», – говорил полушутя-полусерьезно Альберт Барнс. Ценных экспонатов становилось все больше, он собирал антиквариат, раннее африканское искусство, бронзовые изделия, работы американских художников, холсты старых мастеров.
«После моей смерти сожгите все картины, – как-то сказал доктор Барнс одному из немногих приближенных. – В индуистской религии вдов кремируют после смерти их повелителей. Так вот я бы хотел, чтобы и мои картины сожгли после моей кончины».
В 1929 году Барнс, будучи уже очень богатым человеком, продал свою компанию по производству аргирола и целиком посвятил себя коллекционированию.