Задолго до Истмата

Не все придумал англичанин, многие нестандартные решения подсказаны были Иннокентием Симоновым, придирчиво отбиравшим из памяти наиболее подходящие для данного времени сюрпризы, шутихи и балаганы. Единственное механическое устройство – колесо обозрения – приводилось в действие отчасти ветром, отчасти силой искусственного водопада. При сильном ветре этот аттракцион приходилось останавливать и складывать массивное оперение, действующее наподобие донкихотовских мельниц. При штиле оно также бездействовало.

Много было недоделано, многое – только на бумаге в виде задумок и проектов, но Софья Алексеевна влюбилась в свою новую столицу всерьез и навсегда. Нынче она была на шестом месяце беременности. В сорок пять лет женщина считалась почти старухой, но, глядя на цветущую физиономию государыни, вряд ли кто-нибудь мог сказать, что эта женщина в последнем припадке молодости. В конце двадцатого и начале двадцать первого века никого не удивишь беременными тетеньками бальзаковского возраста, но другое дело – век восемнадцатый. По этому поводу даже состоялось заседание сената. Поскольку беременность царицы являлась следствием определенных взаимоотношений двух высших лиц в государстве, оба они сидели тихо, точно нашкодившие коты, и вслушивались в прения.

Князь Барятинский предложил подождать разрешения проблемы естественным путем и, судя по результату, определить дальнейшие действия: передать ли младенцу права наследования престола али присвоить бастарду титул великого князя (княгини) с соответствующими правами и обязанностями. Остальные министры затеяли спор, в котором пытались решить вопрос: удобно ли без отсутствия в истории прецедента передавать право наследования по материнской линии?

Обычно монархи не выносят подобного рода вопросы на публичное обсуждение. Но Софья воспротивилась.

– По какому праву меня, как какую-нибудь монахиню, лишают права материнства? – гневно прыгала она перед Волковым и Каманиным. – Только пусть кто-нибудь слово скажет! Уж если возвели вы, благодетели мои, меня на престол, то помогите и с этим! Я требую, я прошу вас! Ростислав, подлец, ты же отец моего ребенка!

– Был бы не отец, помочь было бы не в пример легче! – пробормотал Волков. – А теперь эти скандалисты возопят об иноземной крови на российском престоле. Я себе представляю, что скажут митрополит и Великий Сакелларий!

Преподобные отцы Михаил и Афанасий единодушно высказались против официальных прав на престол нерожденного дитяти.

– Как человек я тебя, царица, понимаю, – ласково взяв ее руку в свою, скрюченную и мозолистую, сказал Великий Сакелларий, – народ не поймет. Не поддержит, смута начнется. Народ – это огромный ком, благодаря которому Россия сохраняет изначальную форму, предопределенную ей Творцом. И я как преданный слуга Творца не могу дать своего благословения. Прости меня, государыня.

– Я такого же мнения, – насупился владыка.

– Черт вас побери! – выругалась Софья. Божьи слуги осенили себя крестом – широкие рукава их ряс привели в движение неподвижный воздух царского кабинета.

– Уйдите! – всхлипнула она. – Все уйдите. Ростислав, останься.

Стараясь не шуметь, генерал Волков и два «демона в рясах» покинули святая святых государства.

– Пошли ко мне! – шепнул им в приемной генерал. – У меня есть хороший коньяк!

Оставшись наедине, государыня уткнулась в плечо фаворита.

– Ну почему? Почему мне нельзя родить наследника?

– Потому что наследники рождаются только от царя. И желательно – от живого. А на роль царя-батюшки я не тяну.

Ростислав подумал и добавил:

– Может, рылом и вышел, да кровишша не та.

Вскоре из Курляндии стали приходить неутешительные вести. Король шведский Карл собирался идти войной на новую столицу России. Его армия, разделенная на три корпуса по десять тысяч человек в каждом, миновала Митаву, устремляясь по прямой к Изборску – западному форпосту России. Командовали корпусами генералы Шлиппенбах, Реншильд и Левенгаупт. От Риги до Пскова было по прямой двести верст, да еще девяносто – до Софьеграда. Государыня повелела считать версты до границы земли русской, а на границе той красовался бельмом на шведском глазу Псково-Печерский монастырь. Был он еще на добрых пятнадцать верст северо-западнее Изборска. Но лавра стояла в сторонке, а Изборск расположился на Рижском тракте. Поэтому вряд ли можно было предполагать, что шведы ради захвата обители будут пробираться густыми дебрями, окружавшими южный берег Псковского озера.

В спешке собирались войска из Тверской, Псковской и Новгородских губерний, стягивались в мощный защитный заслон перед плацдармом едва ли не самой высокой точки возвышенности Ханья, откуда брали начало реки Пимжа и Педедзе. Здесь местность была холмистая, покрытая редколесьем, а к югу и северу ландшафт становился низменным: к югу болотистым, а к северу аж до самого озера равнину покрывал девственный дремучий лес, по которому не то что пушки катить, на лошади было не проехать. Пеший человек рисковал в любую минуту уцепиться ногой за корягу и рухнуть носом под выворотень, где устроил дневку нажравшийся малины косолапый.