Заданное значение судьбы

— Кого, Дагабура? Знал, конечно, — я ведь знаю всех адмиралов Зет-сектора ещё с тех времён, когда они были кадетами-практикантами, — с оттенком хвастовства ответил старый боцман. — И ты знаешь, ничего такого плохого за ним раньше не замечалось. Да, он всегда был строг, — а каким же ещё должен быть командир? Когда на борту нештатная ситуация, тут уж не до любовной лирики. Но вот потом, после того, как он стал Начальником Четвёртой Экспедиции… И ты знаешь, тут вот какая история тёмная, — Квинт понизил голос, словно кто-то мог их подслушать. — Крейсер «Настырный», на котором прилетел Дагабур, по дороге сюда прошёл сквозь пылевое облако. Ничего особенного, плотность — тьфу, детекторы едва пискнули, и повреждений никаких, только наш адмирал, принимавший в центральном всю интегральную картинку параметров этого облака, вышел из рубки с каким-то странным лицом. Мне об этом рассказал один мой старый знакомый, боцман с «Настырного». А потом всё и началось — я-то знал Дагабура раньше, и могу тебе сказать: очень он изменился, очень. Знать бы ещё, в какую сторону…

— А можно ли поговорить с этим твоим боцманом? — спросил Теллиар. Чутьё ученика Признавших Необъективное подсказывало молодому галактианину: за этим что-то кроется.

— Уже нет, — Квинт помрачнел. — Ты ещё не знаешь, а я видел сводку потерь флота. Она вообще-то секретная, но у нас, боцманов, есть кое-какие привилегии. «Настырный» не вернулся к центру Галактики — погиб со всем экипажем. Разнос ГАЭ — случай вообще-то редкий, хотя я таких помню с десяток. Так что наш славный адмирал — единственный из тех, кто был на борту крейсера во время встречи с тем загадочным облаком и остался в живых, все остальные уже каются в грехах перед богом Галактики. Но кто будет спрашивать его о подробностях этой встречи, верно? Хотел бы я взглянуть на такого смельчака!

«Им буду точно не я» — подумал мичман, но ничего не ответил. Помолчав, он сказал, возвращаясь к прежней теме разговора:

— Мёртвых планет в системе Ореты Зет стало больше. Была на Четвёртой жизнь, не было её — в любом случае эта планета умерла давно, а вот Третья — совсем недавно.

— Третья не умерла — планету убили её обитатели. Там сейчас пустыня вроде этой, — боцман кивнул на окружавший скаут безжизненный ландшафт, — и к тому же радиоактивная. И Третья не совсем умерла — там кое-где прячутся остатки населения. Порасспроси ребят, летавших туда, — они тебе расскажут.

— Расскажут, как же, — усмехнулся Теллиар. — Я ведь не боцман — у меня привилегий нет. Хотя об этом можно догадаться — не зря же экспедицию не свернули. Держать крейсер и полсотни скаутов в звёздной системе, где нет жизни — это слишком расточительно. Адмирал, насколько мне известно, просил оставить здесь и «Настырного», да только командование сочло это уже лишним.

— А жаль, — отозвался Квинт. — Останься «Настырный» здесь, его команда, может статься, была бы жива, и ты смог бы поговорить с моим старым приятелем, упокой космос его душу. А мёртвые — они неразговорчивы: что люди, что планеты.

— Люди — да, а вот планеты… — Теллиар вдруг приподнялся в кресле, впившись глазами в какую-то точку прямо по курсу. — Смотри!

Квинт недоумённо взглянул на псевдоэкран, затем проверил показания сенсоров, следивших за поверхностью планеты, и только потом посмотрел туда, куда напряжённо всматривался молодой галактианин. И увидел…

…впереди монотонность пустыни нарушал невысокий холм. На первый взгляд, вроде ничего особенного, если не принимать во внимание, что холм был не песчаным, а каменным, — сенсоры уже выдали дистанционный анализ породы, — и форму имел странную.

— Беру управление, — почти выкрикнул мичман, опуская руки на сенсорную панель.

— Внимаю, слушаюсь и повинуюсь, Хозяин, — ответил Пилот-Процессор.

Квинт хотел возразить, но Теллиар взглядом дал ему понять, кто здесь командир, и боцман только вздохнул. «Эх, молодёжь, молодёжь, — подумал ветеран. — Ладно, действуй, а старый Квинт последит за твоими действиями, и внимательно последит».

Но вмешательства не потребовалось — Теллиар всё делал правильно. Странный холм быстро приближался, и мичман набрал высоту и описал широкий полукруг, разглядывая его сверху.

— Великий бог Галактики! — прошептал изумлённый боцман. — Такого я ещё не видел!

Перед ними был каменный лик — округлое женское лицо, обращённое к небу. Глаза каменной женщины были закрыты, а в уголке глаза застыла слеза — светлая на фоне тёмного камня, из которого состоял (или был сделан?) этот удивительный барельеф. Что это лицо, а не просто холм, можно было увидеть только сверху, с приличной высоты, и Квинт удивился чутью молодого мичмана. «А ты не прост, — подумал он с уважением, — надо же, заметил эту штуку раньше, чем среагировали приборы! У Демона Плазмы вырос достойный сын».[13]