— В Канаду я поеду — не будем путать дела с любовными утехами. Ты хороший воин и достойный вождь, русич. Но ты никогда не будешь великим вождём, каким была Серпента. Власть требует умения наслаждаться властью — у тебя этого умения нет. Нет, есть, но его мало — слишком мало. А ещё… Впрочем, сам догадайся — если сможешь.
«Глупо получилось… — размышлял Всеслав, оставшись один. — Обиделась… Надо было её пригреть, тело-то у ней — аж голова кругом идёт… Нет, не надо было — как я потом посмотрел бы в глаза Наташе? Да и пустое это всё — до того ли сейчас?»
Вождь ведунов ещё не знал, что сегодня он совершил большую ошибку — точнее, даже две ошибки. Это только таланты и сверхспособности даются от рождения, а жизненный опыт приходит с годами.
Река напоминала кривой клинок, брошенный на пыльный ковёр земли, прокалённой солнцем. Когда-то здесь была пограничная застава, и жили люди, но годы и политические перемены сделали своё дело: люди ушли, и пришёл песок пустыни, неспешно и неумолимо завладевший полуразвалившимися строениями и заселивший их скорпионами, ящерицами и змеями. Иногда покинутые здания служили пристанищем контрабандистам, доставлявшим с севера на юг оружие, а с юга на север наркотики, но обычно тут не было никого, кроме теней прошлого да тишины, древней хозяйки мёртвых руин Востока.
Гревшаяся на солнце ящерица привыкла к этой тишине, и поэтому насторожилась, заслышав шорох песка, потревоженного осторожными шагами. Сюда шли люди, и ящерица шустро юркнула в щель между камнями растрескавшегося фундамента — от людей добра не жди. Тем более что эти люди, как подсказывал ей инстинкт, были какими-то странными — с такими она никогда раньше не встречалась.
Из-за угла приземистого дома с выбитыми окнами и просевшей крышей вышли двое в песочного цвета комбинезонах и надвинутых на глаза панамах — солнце палило вовсю.
— Никого, — сказал один из них, оглядевшись по сторонам. — Странно… Опаздывают наши гости.
— Нет, — отозвался второй, — они не опаздывают. Они уже здесь — смотри.
На гребне щербатой саманной стены, ограждавшей занесённый песком двор, появился человек в сером от пыли халате и чалме.
— Мы пришли, — отрывисто произнёс он. — Нас одиннадцать. А вас?
— И нас одиннадцать — мы держим слово. Зови своих джигитов — будем говорить.
Рассаживались в тени бывшей казармы, неторопливо и основательно, приглядываясь и примериваясь друг к другу. Смотрели не только глазами — в этом пустынном и забытом богом месте встретились люди-индиго: ифриты Джелаля ас-Масуда и ведуны Всеслава, и от исхода этой встречи зависело многое. Встреча на высшем уровне, с соблюдением протокола, с журналистами и обозревателями, с интервью и с итоговыми заявлениями — это на публику из числа тех, кто ещё не окончательно одичал в хаосе глобального посткризиса и не утратил интерес к творящемуся в мире. Внешнюю — хотя и немаловажную — сторону вопроса Всеслав оставил президенту России (в конце концов, он главнокомандующий, и ядерная кнопка в его руках), а на себя взял организацию переговоров с арабскими индиго — с гвардией Нового Халифата. «Нам не нужна война, — напутствовал он Роберта и его ньюменов, — но мы её не боимся. Постарайтесь, чтобы ифриты это поняли».
Строго говоря, ньюмены обеспечивали безопасность посольства, а вести переговоры должен был Добрыня — вождь Ищущих Ответы очень надеялся на рассудительность и смётку своего ближайшего сподвижника. «Швыряться энергоразрядами — дело нехитрое, — сказал он ему с глазу на глаз. — Прежде чем пускать в ход боевые заклятья, попробуй договориться с этими джиннами — мы же всё-таки индиго: и они, и мы. Не может быть, чтобы мы не нашли с ними общего языка». Что же касается Роберта, то Всеслав хотел заодно убрать его подальше от центра России, где то и дело вспыхивали беспорядки, и избавить воинственного ньюмена от соблазна испробовать свою убийственную магию на потерявших голову людях. «Не дело жечь безоружных и беззащитных, — думал русич, — а на границе, если дойдёт до драки, у Роберта будет равный противник. Вот пусть там и воюет…». И десять ньюменов — все, кроме улетевшей за океан Нэнси, — отправились с Добрыней на юг, в оговорённую точку встречи с посланцами аятоллы ас-Масуда, который охотно согласился на переговоры.
Расселись — по-простому, на свёрнутых куртках, халатах и одеялах. Представились. Присмотрелись. Принюхались. Оценили друг друга, и пошёл неспешный разговор в духе восточных традиций, с длинными цветистыми фразами, не несущими смысловой нагрузки. Это порадовало Тимура, запомнившего холодный приём, оказанный ему Созерцателями, но молодой ифрит поначалу не спешил идти на уступки — пославшие его хотели совсем другого. Переговоры затягивались, однако Добрыня оставался невозмутимым — он знал, что рано или поздно здравый смысл возобладает, и его визави перестанет добиваться невозможного.