В это время врач и санитар подошли к кровати и, взявшись в резиновых перчатках за тяжелое мертвое тело, пододвинули его к краю вместе с простыней. Голова трупа мотнулась и из открытого рта вылилась на постель какая-то желтая жидкость, а в комнате резко запахло испражнениями.
Иван Сергеевич качнулся, схватившись одной рукой за стену, а другой – за грудь, стараясь удержать затрепыхавшееся, как выкинутая на берег рыбешка, сердце.
У сержанта на ремне зашумела рация, оттуда что-то сказали, сержант подошел к лейтенанту, передал рацию. Тот сказал туда скороговоркой: "Лейтенант Голованов", – у него это прозвучало как
"лейте-на-голову-ванну". Из рации той же хриплой скороговоркой что-то невнятно спросили, лейтенант ответил:
– Да. Здесь… А Махнова-то – убили… Говорят, "точка" у них сгорела, не могли достать дозу и вкололи какую-то дрянь, да еще и выпили хорошо… Да… Есть… Я уже вызвал трупную машину…
И вдруг до Ивана Сергеевича наконец дошло.
– Сашка-а-а! – завопил он, кидаясь к кровати сквозь мутные силуэты стоящих людей. На него начали валиться стены и падать потолок, и вдруг будто чья-то невидимая рука ворвалась в его грудь; продрав ее, ухватила за сердце и с силой сжала. Ивана Сергеевича обожгло и оглушило страшной болью, он подумал, что кто-то подкрался, может быть та сумасшедшая, и ударил ножом, у него отнялись ноги.
– А-а-а!! – закричал Иван Сергеевич. Его схватили за руки, посадили на стул, сунули стакан с водой. Он задыхался, мотал голевой, расплескивал воду, стуча зубами по стеклу, и вдруг начал валиться на пол. С ним что-то делали, что-то ввели шприцом под кожу, потом положили на носилки и понесли в санитарную машину. Еще через десять минут его доставили в приемный покой городской больницы, внесли туда прямо на носилках и поставили их на каталку. И вдруг боль в груди Ивана Сергеевича стала нарастать, невыносимый ужас заполнил все его существо. Он вскочил с носилок и куда-то побежал, его пытались схватить.
– Больно-о! – орал Иван Сергеевич. – Больно-о-о!! А-а-а! Сделайте что-нибудь! Да сделайте же что-нибудь! Господи! – вопил он, раздирая трясущимися руками рубашку на груди и метаясь по комнате, словно пытался убежать от этой невыносимой боли. Санитар и врач хотели удержать его, повалили на кушетку, но он продолжал вырываться от них, бешено бился, вывертывая свои руки из их рук, а медсестра никак не могла сделать инъекцию и стояла с напряженным лицом, держа шприц наготове; кто-то еще прибежал в белом халате и стал помогать держать
Ивана Сергеевича. Наконец он перестал вырываться, лицо его посерело и заострилось.
– Господи Боже ж ты мой, – уже еле слышно прошептал он, и глаза его наполнились слезами, – да сделайте же что-нибудь, господи ты,
Боже мой… – И еще плачущим голосом: – Господи, за что, за что?..
И вдруг боль в груди прекратилась, и он ощутил необыкновенный покой и необъяснимую блаженную слабость. Он хотел рассказать об этом всем, но не смог, потому что умер.
Минут через пятнадцать, после безуспешной попытки реанимировать
Ивана Сергеевича дежурный врач вышел в коридор и закурил. Он сделал, что мог и уже не думал об этом случае, поскольку такое в его работе случалось довольно часто, но когда он зажигал сигарету, у него заметно дрожали пальцы.
Глава 15. Последняя
С вечера они договорились так: едем вместе.
Павел сказал:
– Надо выехать не поздно – хотя бы часов в десять. Пообедаем в Н.
Я знаю там одно очень хорошее место. И потом двинемся напрямую. По дороге в деревне пирогов поедим, чайку попьем. Тогда приедем в Питер даже еще не очень поздно. Хотя надо учитывать, что народ с дач будет возвращаться и могут быть пробки на въезде…
Таким образом, решение было принято, и Павел начал просчитывать, как все это лучше сделать.
В семь часов утра запищал будильник. Даша открыла глаза, сладко потянулась, поцеловала Павла в щеку, сказала: "Спи еще! Я пойду собираться!" Павел тут же снова и уснул.
Встал он половине девятого, принял холодный душ, завтракать не стал, собрал вещи и вынес сумку к машине. И тут он услышал серию выстрелов – будто петарда рвалась. Павел даже по привычке отметил время – 9.34. Еще раз прошел по квартире, проверил окна, плиту.
Зашел к соседке, отдал ключи, пару минут поговорил с ней. Со двора выехал ровно без пятнадцати десять. На тротуаре увидел бредущего куда-то шаркающей походкой Ивана Сергеевича Махнова. Мелькнула мысль подвезти старика, но времени на это уже не оставалось.
Встретиться с Дашей договорились на перекрестке Свечного переулка и Центрального проспекта. Подъезжая к перекрестку, Павел увидел, как по пересечению улиц промелькнули две милицейские машины с сиренами и мигалками, потом его самого тоже с сиреной обогнала "Скорая".
Наконец Павел вырулил на Центральный проспект.
Там уже десять минут стояла совершенно разнесчастная и любимая